Дженнифер Макмахон - Огненная дева

У них с мамой почти ничего нет, но они научились прекрасно обходиться и так. Все тарелки из разных сервизов. Кухонный стол шатается, если не подкладывать кусочки картона под одну из ножек. У них всю жизнь был один диван с потрепанным съемным матрасом и вылезшей набивкой, который постоянно соскальзывает с рамы. Тем не менее, думает Тео, есть люди, которые живут еще хуже. Например, Огненная Дева. Если бы она вошла в эту квартиру и увидела кровать, телевизор, еду на кухне и теплую одежду в шкафу, то, наверное, подумала бы, что у Тео есть все нужное для жизни.

Тео на мгновение представила Огненную Деву в своей квартире. Тео получает обратно свой ранец. Спрашивает, почему Огненная Дева убила того парня. Говорит, что он наверняка заслуживал этого. «Парни такие козлы!» – сказала бы Тео, если бы обладала опытом в подобных вещах.

Мобильный телефон начинает вибрировать. Еще один звонок от Ханны.

Тео решает, что больше не может откладывать неизбежное, и принимает звонок. Не остается ничего иного, кроме правды: « Я потеряла деньги. Что теперь?»

– Тео? – рычит мужской голос.

– Да, – механически отвечает Тео. Она знает, кому принадлежит голос на другом конце линии. Она не видела его лица и не имеет представления, как он выглядит, но сразу узнает этот голос. Джереми, который называл Ханну «деткой». Одного звука его голоса достаточно, чтобы у Тео в животе как будто зашевелился клубок змей. Она вспоминает, как сидела в шкафу у Ханны, как одежда на вешалках щекотала ей лицо, когда она слушала, как обладатель этого голоса целует девушку, которую она любила.

– Где мои долбаные деньги? – Тео почти чувствует, как горячая слюна брызжет ей в лицо, и переводит дух.

– У меня их нет. Они… потерялись.

– Считаешь меня за идиота? – рычит Джереми. – Думаешь, мать твою, что я долбаный идиот?

– Нет.

– Тогда слушай, что будет, Тео. Ты вернешь мне деньги. Если они потерялись, ты найдешь их. Если ты не найдешь их, то возьмешь взаймы, украдешь, продашь свою сраную почку, сделаешь что угодно, но вернешь деньги. Ты поняла?

– Да, – пищит Тео. Ее ноги превратились в резину, и она бессильно опускается на диван.

– Я знал, что ты поймешь. Ханна говорит, что ты умная девочка, – произносит он. Злоба исчезает из его голоса; теперь его тон становится издевательски-насмешливым. – У тебя есть время до завтрашнего утра. До десяти часов. Если к этому времени ты с деньгами не будешь у Ханны, я приду за тобой. Тео, ты ведь не хочешь , чтобы я пришел за тобой?

Он вешает трубку, прежде чем Тео успевает ответить. Ее сердце стучит так сильно, что она чувствует, как тело вибрирует с каждым ударом.

Что делать?

Она может обо всем рассказать матери. Может встретиться с ней в банке и рассказать всю историю, попросить маму помочь ей с двумя тысячами долларов. У мамы нет сбережений, но, может быть, она обратится за ссудой и снимет с кредитных карточек наличные… что-нибудь сделает. Но сказать матери – означает признаться во всем: в продаже наркотиков, в интимной связи со студенткой из колледжа, с которой она познакомилась в библиотеке. Это уничтожит маму, которая в своем воображении создала идеальный образ дочери. Ведь Тео так прилежно учится в те долгие часы, пока мама работает, чтобы поддерживать их обеих на плаву и платить за обучение в католической школе, потому что это гораздо лучше, чем отдать дочку в обычную школу, где она познакомится с дурными детьми и не получит полноценного образования.

Что же еще?

У Тео больше нет идей. Ей остается поскорее убраться из города так далеко, как только возможно. Она соберет кое-какие вещи и исчезнет. Это единственный способ.

Она идет в свою комнату, включает музыку и бросает на кровать рюкзак. Сборы происходят на автопилоте: носки, нижнее белье, джинсы, пара футболок, шерстяной свитер, теплый дождевик, тетрадь и ручка. Древний, медлительный ноутбук. Фетровая сумочка для вязания с любимыми спицами и мотками пряжи. Тео вынимает из рамки фотографию, где они вдвоем с мамой, и сует ее в тетрадь. Потом достает из сапога пакет с наркотиками и сверток с деньгами. Потом отправляется на кухню, где берет ложку и вилку, открывалку (мама не заметит, на тумбочке лежит электрическая открывалка) и разделочный нож, который заворачивает в льняную салфетку. Это не такое смертоносное оружие, как нож Огненной Девы, но все же лучшее, что у Тео есть. Она шарит в буфете, находит два старых батончика мюсли, банку слипшихся консервированных персиков, упаковку соленых крекеров и невскрытую банку арахисового масла. Все кухонные находки отправляются в рюкзак вместе с сигаретами и зажигалкой, губной помадой, дезодорантом, зубной пастой и зубной щеткой.

Тео взваливает рюкзак на плечи и оказывается неприятно удивлена его тяжестью.

Она пойдет ночевать к тете Хелен. Это тетя ее матери, и она живет одна в старом доме на окраине города, – в том доме, где выросла мама. Хелен никогда не запирает дверь и глуха как пень. Тео уверена, что сможет прокрасться внутрь и найти темный уголок для сна, а Хелен так ничего и не узнает. Тео немного неловко оттого, что приходится обманывать старушку, но что еще остается? Так или иначе, это не может повредить Хелен.

Тео направляется к выходу и ненадолго останавливается на кухне перед маркерной доской на холодильнике, где они с мамой обычно оставляют друг другу записки. Следует ли что-нибудь написать? А что она может сказать?

Глаза Тео наполняются слезами, и прежде, чем она успевает изменить свое решение, ее выносит из квартиры вниз по лестнице, на залитую солнцем улицу. Отныне Тео девушка в бегах.

Еще. Еще. Еще. Это смутная угроза, маячащая на горизонте. Зрители всегда довольны сиянием цирковых огней, но в следующий раз они хотят получить еще больше. Больше, лучше, с еще более опасными и головокружительными трюками. Они хотят видеть, что цирковая толстуха набрала больше веса и научилась играть на аккордеоне. Что гимнастка, которая висит на трапеции, вращается еще быстрее. Что появляются новые артисты и трюки. Без них цирк впадает в застой.

Когда Пруденс работает на манеже, она забывает о другой своей жизни. Она забывает о жестоких перешептываниях девочек-подростков в автобусе № 10, когда она едет домой с работы, а они смеются и отпускают шуточки вроде: «Если я буду вполовину такой толстой, пристрелите меня». Она забывает о двух лестничных пролетах до входа в свою квартиру. Колени визжат от напряжения; кости трутся о кости. Пруденс тяжело дышит, ее грудь равномерно вздымается и опадает. Пруденс потеет. Боже, как она потеет! И все тело болит. Если бы она приняла крошечную красную пилюлю, то боль бы прошла и появилась бы энергия для вечернего представления.