Вадим Дмитриев - Чёрные лебеди

— Как пожелаешь, — гневно прошипел Бесноватый Поло.

Он подошёл к притихшей толпе, жестом призывал расступиться и очертить круг для поединка. Синелесцы оживлённо загудели в предвкушении захватывающего зрелища.

— Бьёмся на кулаках. Корвал, держи, — Поло отдал топор и пояс с кинжалом пареньку с шарфом на шее. В тоне Бесноватого слышалась неприкрытая угроза, интуитивно понятная на любом языке, и всё же, дёрнув Праворукого за рукав, Гертруда одними губами спросила:

— Что он сказал?

— Сказал, что мы ему безумно нравимся, — ответил бывший мечник.

— Моей заслуги в том нет. На всё господня воля.

— И всё же, святой Иеорим, не преуменьшайте собственной значимости.

— Это всего лишь вопрос веры, юноша, — старец потупил взор.

— Вы истинный её служитель на сей многострадальной земле, и искусно обращаете волю Всевышнего в наши мирские дела, — почтительно произнёс его собеседник.

Они шли рядом, дряхлый старец-монах и его молодой спутник, с синеющей на плече перевязью королевского советника. Оба отлично говорили по-отакийски, но островской халат и длинноносые восточные сапоги последнего свидетельствовали, что тот не отакиец.

Они прошли вглубь аллеи, вдоль оживающего весеннего сада, в сторону королевского дворца. С каждым днём ласковое солнце пригревало сильнее, и под его нежными лучами красно-зелёные почки на бурых ветвях карликовых яблонь набухали, как переполненные молоком груди, в готовности вот-вот распуститься и превратить сад в бело-розовый благоухающий океан.

Старик держал молодого спутника под руку, и тому казалось, что сухие костлявые пальцы тисками сдавливают его локоть.

— Я хорошо знал вашего отца, друг мой Альфонсо, — продолжал старик, словно в забытьи, — и замечу, если вам передалась хоть частица его характера, а я уверен, так оно и есть, то вы без сомнения человек заслуживающий доверие.

— Вы хотите сказать, верный человек? — уточнил советник. Он с детства помнил старика Иеорима, который сдавалось, уже тогда был ветхим старцем. Хотя покойный отец считал религию шарлатанством, тем ни менее он часто предоставлял монаху кое-какие услуги, за что при жизни был причислен к лику праведников.

— Да-да, именно, — прошамкал вышедший из полудрёмы Иеорим, омерзительно пожевав сморщенными губами весенний воздух. — Вера — это состояние души, с которым рождаются.

— Уверен, каждый монах, выходец из пустыни Джабах, с появлением на свет уже наделён ею. Я же всего лишь скромный мирянин, и могу только позавидовать силе вашей веры.

— Не скромничайте, Альфонсо. Вы, как и ваш отец, много совершаете во благо Единого, и он непременно возблагодарит вас за труды ваши.

Смиренно глядя в глубоко неприятное морщинистое лицо священника, советник почтительно произнёс:

— Для меня самая желанная благодарность — ваше благословение. В свою очередь я безмерно признателен Господу, что он послал мне вас, мудрейший Иеорим, в учителя и наставники. Но моя благодарность меркнет в сравнении с благодарностью от вашего первейшего почитателя на этой земле. Речь идёт об оманском наместнике Монтие, и в знак его признательности в своём шатре вы найдёте совсем немного скромных подношений. Те сундуки с дарами от смиренного Монтия Оманского — знак почтения за вашу безмерную благосклонность к его скромной персоне.

— Передайте достопочтенному наместнику, что все его деньги до последнего медяка пойдут во славу веры.

— Без сомнения, святой Иеорим.

Старец чуть замедлил шаг.

— Кстати, сколько там?

— Ровно столько, сколько вы и просили.

— Альфонсо, меня радует ваша щепетильность в финансовых делах. Больше того, меня радует порядочность Монтия. Кстати, юноша, кажется, вы обещали, что когда случиться всё, о чём мы договаривались, уважаемый наместник безоговорочно примет нашу великую веру. Что ж, всё случилось — королева под замком, армия на пути в Отаку. Оттого хотелось бы знать, когда произойдет сие богоугодное мероприятие?

— Может совместим принятие наместником веры с его триумфальным въездом в Оман? Как говориться — дома и стены помогают. Насколько я знаю, город, учитывая его новых обитателей, уже практический стал отакийским и по вере и по укладу. Так почему бы на торжественном помазании не представить Монтия городскому Собранию как истинного служителя и ставленника церкви в этой стране, и как продолжателя её дальнейшей экспансии на север?

— Вы как всегда правы, дорогой друг, — прошепелявил старик, даже не пытаясь прикрыть меркантильно-пренебрежительное недовольство. — И всё же принять веру нашему ставленнику надо как можно скорее. Как впрочем, и начать строительство оманского храма Единого Бога. Оман обязан стать в Герании средоточием веры. К тому же её принятие местной элитой поможет скорее приблизить к ней и безбожную чернь. Наивно полагать, что лишь кнут заставляет полюбить Всевышнего, иногда требуется пряник. И ещё, мы предадим огню этот город как пристанище старой змеиной веры. Сравняем прежнюю столицу с землёй. От Гесса с его склонившимся над троном Змеиным не останется камня на камне.

— Провозгласить Оман геранийской столицей — мудрое решение.

— И первый храм воздвигнуть на её главной городской площади. Новая столица обновлённой страны должна стать столицей веры.

— А не назвать ли первый храм… — Альфонсо выдержал многозначительную паузу, ровно на столько, чтобы придать следующим словам максимальной весомости, — …назвать его Храмом Святого Иеорима?

В тусклых глазах старика мелькнула эйфория:

— Если на то будет воля Господа нашего.

— Не сомневаюсь, что всевышний возжелает именно этого. — Советник прокашлялся в кулак, пытаясь скрыть улыбку, спонтанно тронувшую его безусый рот. — Так что передать Монтию?

Старец протянул к небу худые руки:

— Передайте, что Единый благосклонен его праведным деяниям, а мы вместе с ним надеемся, что с божьей помощью и нашими молитвами Монтий Оманский, новый отакийский наместник в Герании, станет для этой страны проводником подлинной веры и преданным слугой юному королю Брусту. Ну и конечно, спасибо за щедрые дары. Монахи всё тщательно пересчитают, сделают опись и отчитаются за каждый грош…

— О, какие отчёты! — махнул рукой советник. — Этого не стоит, ваше святейшество!

— Нет-нет, богоугодное дело требует трепетного отношения и аккуратности.

— Это ваше право, как вы решите поступить с деньгами. Теперь они ваши, и поверьте, мы нисколько не сомневаемся, что деньги пойдут во благо веры. — Советник сделал короткую паузу. — Позвольте уточнить, стоит ли Монтию ждать и от принца, как бы это выразиться…

— Благосклонности? — перебил его старик. — Не беспокойтесь, сегодня ваш патрон угоден Брусту. Принц — мальчик набожный, и пока ваш покорный слуга исполняет роль его духовного наставника, пусть богопослушный Монтий спит спокойно. Так что…