Вадим Дмитриев - Чёрные лебеди

— Но… — возразил капитан Реба.

— Да-да, побудьте за дверью. Я позову. — Когда все вышли, старик махнул рукой: — Только увольте от глупых оправданий. Не хватало услышать, что ваш слуга сам додумался до такого.

— Оправдываться мне не в чем, — советник потёр ноющие запястья. — И где беглецы?

Иеорим хитро сощурился.

— Вы довольно не простой орешек. — В его глазах вспыхнула искра неприкрытого злорадства. — Лодка сгорела, беглецы на дне, так что, дорогой друг, ваши планы провалились.

— Неужели?

Монах озадаченно взглянул на пленника.

— Не кажется ли вам, — продолжил полукровка, — что произошедшее было единственно верным решением?

— Помочь королеве сбежать?

— Разве можно сбежать из Гесса, когда на его стенах островитяне? Я с ними прожил много лет и знаю, на что способны эти стрелки.

— Я вас не понимаю…

— Ну вот, — наконец дружелюбная улыбка получилась, — теперь вы произносите фразу, сказанную мною минуту назад. Если бы мы понимали друг друга с полуслова, едва ли пришлось действовать в одиночку. Согласен, я не предупредил, но… я и не думал, что вы так отреагируете на мой замысел.

— Не понимаю, — нахмурился старец.

— Сейчас наша главная проблема покоится на дне Омы, что лучшее её решение. Подумайте сами, как это выглядит: вместо смиренных молитв и поиска божьего пути королева решает сбежать. Для истории останется тайной как, но то, что это лично её решение — бесспорно. Вас винить не в чем, солдат винить не в чем. Дозорные видят на ночной реке под городскими стенами лодку. Может лазутчики, может беглецы — сыновья Хора. Всё просто, островитянин видит цель и стреляет. Лодка сгорела, королева убита. Смерть при попытке бегства. Трагическая случайность, избавляющая всех нас от ответственности за её смерть. Оставайся Гера в монашеской келье, как бы вы спали ночами? Помните девиз: «Убивший короля, станет королём»? Я освободил вас от ночных кошмаров. Теперь королеву можно канонизировать, причислить к святым мученицам, но… посмертно. Думал, вы проницательнее, и похвалите за инициативу. Или я ошибся?

Старик долго молчал. Затем обошёл стол, постукивая костяшками пальцев по краю, уставился в крохотное окошко и, наконец, произнёс озадаченно:

— Складно сказано. Бесспорно, святая мёртвая королева лучше опасной живой монахини. Но лишь в том случае, если она действительно мертва. Отправляйтесь, мальчик мой, с двумя дюжинами всадников вниз по течению. Организуете поиски. Если королева утонула, её тело застрянет в порогах близ каменистого плато Каменных Слёз. — Старик угрожающе скрипнул зубами: — Найдёшь его и привезёшь. Если же не найдёшь… капитан Реба получит инструкции, что с тобой делать.

Когда Альфонсо Коган выходил из монашеских покоев, кровь стучала в висках, словно кухарка отбивает мясо для сочной котлеты. Он посмотрел на ладони — красные глубокие бороздки от впившихся ногтей протянулись нестройной шеренгой на побелевшей коже. Но не ладони видел перед собой советник, а впалые глаза беглого немого слуги.

— Он не Пёс, — бормотал под нос полукровка, широко шагая по пустынному коридору, — нет, не Пёс. Он Волк. Немой дикий волк, умеющий выть своё «го-о-о-о» и рвать горло, когда не ждёшь.

Таким тихим может быть только раннее весеннее утро на реке Ом. Ночной, плотно набитый туман, с первыми сырыми лучами просыпающейся зари становится рыхлым и рваным, скукоженным как промокшая овечья шерсть. Птицы ещё спят, и тишину нарушает едва уловимый, мерный и угрюмый плеск речной волны. Серая городская стена, прорезана чёрными прожилками склонившихся над водой вербовых ветвей. В сонном небе, смешанном с остатками тумана, утопают бойницы и башни, где самым крепким на свете утренним сном спят караульные.

Знахарь наступил на сухую ветку и её треск зычным аккордом пронёсся над гладью. Разведчица гневно стрельнула на спутника глазами-угольками. Тот пожал плечом и глупо улыбнулся. Он старался двигаться как можно тише, но соответствовать девчонке-северянке оказалось выше человеческих возможностей. Легко уклоняясь от надоедливых веток, она, похоже, парила над землёй, не касаясь елового настила ногами. Знахарь мог бы прибегнуть к магии и сделать то же самое, но подсознательно чувствовал, Като это обидит. Её умение — настоящий талант, подаренный свыше — наполнял жизнь смыслом, делал особенной, не такой как все. У него же, не более чем со старательной скрупулезностью изученное знание, приобретённый навык подчинять потусторонние законы природы собственной воле. Тут нечем хвастать.

Пока девушка собиралась за водой, он вызвался помочь, поскольку чувствовал в этом необходимость. Учитель часто повторял: «Прислушивайся к себе, не спорь с собой, внимай своим чувствам. Истина приходит, ещё до начала её поиска. Главное уметь услышать её шаги».

Разведчица не возражала.

— Я понесу две фляги, а ты остальные, — равнодушно согласилась она.

Пока Меченый спал под телегой нагруженной баулами со скудным знахарским скарбом, они направились к реке.

Грязь взмахнула рукой и подошла к воде. Откупорив фляги, Знахарь последовал за ней. Вряд ли со стен можно было их заметить. Даже если и так, редкий островитянин попадёт с такого огромного расстояния. В этом месте река, огибая стену, делала крутой поворот и значительно сужалась, но даже это не гарантировало меткого попадания.

Знахарь опустился на колени и утопил бурдюк в дышащую холодом, пронизанную утренней свежестью реку. Воздух крупными сильными пузырями вырвался из деревянного горлышка. Набрав полную флягу, Знахарь то же самое проделал со второй и лишь тогда поднял голову осмотреться. Столица Герании, серая опасная, враждебно пялилась на него с другого берега выбоинами каменной кладки. И всё-таки страха не было, а тихое утро предвещало добрый день. Игривые рыбьи всплески, звонкое цвирканье проснувшейся ни свет, ни заря одинокой синички, мягкий утренний ветерок, колышущий прибившуюся к берегу тину и два странных предмета темнеющих неподалёку, шагах в двадцати вдоль берега. Мужчина присмотрелся — ни камень и ни коряга. Но внутренний голос подсказывал, здесь что-то не так. Один из предметов походил на бревно, накрытое мокрой мешковиной, из-под которой выглядывали разметавшиеся на бледно-жёлтом песке ярко-рыжие женские волосы.

Рваный северный ветер играл огнищем как лепестками распустившегося макового бутона, то прижимая к горячей земле, то столбом устремляя в небо. Погребальный костёр уносил душу из обезглавленного тела Бесноватого Поло к Змеиным богам, а Праворукий смотрел на шарахающееся полымя и думал — кто сложит ему последний костёр, когда придёт время.