Сара Уотерс - Маленький незнакомец

Потом я повернулся к ней. В темноте я не мог четко разглядеть ее лицо, но живо представил себе некрасивое сочетание сильных родовых черт. В голове прозвучал голос Сили: в ней что-то есть… Ведь я это чувствовал, правда? Чувствовал в нашу первую встречу, когда босой ногой она почесывала брюхо Плута, и потом еще сотни раз, когда цеплял взглядом ее крутые бедра, большую грудь и размашистую походку. Однако (тогда было стыдно в этом признаться, а сейчас стыдно вспоминать) во мне шевелилось еще какое-то темное тревожное чувство сродни неприязни. Разница в возрасте тут ни при чем. Об этом я даже не думал. То, что в ней привлекало, одновременно и отталкивало. Словно я желал ее вопреки себе… Я опять вспомнил Сили. Все мои терзания он счел бы чепухой. Сили бы просто ее поцеловал. Много раз я представлял, как целую ее. Дразняще приоткрытые прохладные губы, за которыми таится удивительный жар. Я проникаю во влажное темное ущелье, чувствуя его вкус. Сили бы это сделал.

Но я не Сили. Я уже сто лет не целовался и бог знает когда последний раз обнимал женщину, охваченный полудохлой страстью. На миг я запаниковал. Вдруг я разучился? А рядом Каролина, тоже неуверенная, но молодая, живая, напряженная, ждущая… Наконец я снял руку с баранки и осторожно опустил на ее ногу. Пальцы ее шевельнулись, как от щекотки, но других откликов не было. Через шесть-семь ударов сердца рука моя по скользкому чулку взобралась на подъем ступни, одолела костяшку и съехала во впадину лодыжки. Не встретив отпора, она потихоньку двинулась выше, пробравшись в теплую и чуть влажную расселину под коленкой. Я развернулся к Каролине; другая моя рука хотела взяться за ее плечо, чтобы притянуть ко мне, но в темноте угодила под борт пальто и встретилась с выпуклостью груди. По-моему, Каролина вздрогнула, когда мои пальцы скользнули по ее платью. Было слышно, как она опять сглотнула, а потом вздохнула, разлепив губы.

Я неловко расстегнул три перламутровые пуговки на платье, под которым обнаружилась скользкая застиранная штуковина с мягкой кружевной отделкой, а за ней очень простой и жесткий эластичный лифчик, какие я часто видел на своих пациентках. От воспоминаний о далеко не эротичных сценах в смотровой мое спотыкающееся вожделение почти увяло. Но тут Каролина шевельнулась или вздохнула, отчего грудь ее легла в мою ладонь, и я сосредоточился не на грубом лифчике, а на скрытой в нем теплой тугой плоти, увенчанной шишечкой, твердой, словно кончики ее красивых пальцев. Желание мое получило недостающую подпитку, и я подался вперед, уронив с головы шляпу. Моя левая рука забросила ее ногу мне на плечо, другая ее нога, теплая и тяжелая, сама легла на мои колени. Я ткнулся лицом в ее грудь, а затем потянулся к ее губам. Я хотел лишь поцеловать, но как-то неуклюже на нее взгромоздился. Каролина рванулась, подбородком ударив меня в макушку. Она задергалась, но я не сразу распознал в этом попытку высвободить ноги.

— Простите… — Она уже вырывалась. — Простите… Не могу…

Наверное, я опять не сразу понял, о чем она, или же причина в том, что дело зашло слишком далеко, но меня вдруг обуяло дикое желание, чтобы все случилось, и я вцепился в ее бедра. Меня удивила ярость, с какой она отбивалась. Возникла настоящая борьба. Затем она вслепую саданула ногой, точнехонько угодив мне в челюсть.

Слегка оглушенный, я отвалился к дверце. В темноте я не видел Каролину, но по скрипу сиденья догадался, что она спустила ноги, оправила подол и лихорадочно застегивается, словно охваченная паникой. Потом она закуталась в плед, отодвинулась от меня, насколько позволяла теснота машины, прижалась лбом к стеклу и замерла. Я не знал, что теперь делать. Неуверенно я коснулся ее руки. Каролина вздрогнула, но позволила погладить свою безжизненную руку, хотя это было все равно что гладить плед или сиденье.

— Господи боже мой! Я думал, вы этого хотите, — тоскливо сказал я.

— Я тоже так думала, — помолчав, ответила она.

Больше ничего не сказала. Напрочь сконфуженный, я убрал руку и нашарил на полу свою шляпу. Все было жутко нелепо, даже то, что окна запотели. Чтобы хоть чем-то перебить чувство дикой неловкости, я опустил стекло. Ночной воздух ворвался в машину, словно поток ледяной воды, и я понял, что Каролине холодно.

— Отвезти вас домой? — спросил я.

Она не ответила, но я завел мотор, грубо нарушивший тишину, и медленно развернулся.

Каролина ожила, когда мы уже ехали вдоль парковой ограды Хандредс-Холла. Не глядя на меня, она встряхнулась, поправила волосы и надела туфли. Я вылез из машины, чтобы открыть ворота; Каролина сбросила плед и села прямо, готовая к выходу. Осторожно проехав по обледенелой подъездной аллее, я свернул на гравийную дорожку. Свет фар мазнул по темным окнам, откликнувшимся мягким бликом сродни масляной пленке на воде. Я выключил мотор, и махина особняка будто шагнула к нам, грозно маяча на фоне усыпанного звездами неба.

Я потянулся к ручке, чтобы выйти и открыть дверцу Каролине, но она поспешно меня остановила:

— Не надо, я сама. Не хочу вас задерживать.

В ее абсолютно трезвом голосе не слышалось ни девчачьей капризности, ни огорчения. В нем была легкая усталость, и только.

— Ладно, я отсюда прослежу, что вы благополучно вошли в дом.

— Здесь я не войду, — покачала головой Каролина. — Родди нет, и мать хочет, чтобы на ночь парадную дверь запирали. Пройду черным ходом, ключ я взяла.

— В таком случае я непременно вас провожу.

Мы выбрались из машины, в неловком молчании прошли мимо заставленных окон библиотеки и свернули к террасе с северной стороны дома. Было так темно, что мы шли по наитию. Случайно соприкоснувшись руками, мы тотчас расступались, но после очередного шага вслепую нас опять прибивало друг к другу. В какой-то миг наши пальцы на секунду сцепились, и Каролина отдернула руку, точно ошпаренная, а я сморщился, вспомнив кошмарную борьбу в машине. Стало душно, будто в темноте под одеялом. Мы вновь свернули за угол, и там даже звезды пропали, скрытые вязами. Я чиркнул зажигалкой, спрятав ее в ладони, Каролина с ключом наготове шла следом.

Открыв дверь, она вдруг задержалась на пороге, словно в нерешительности. В доме виднелась тускло освещенная лестница, но после того, как я погасил зажигалку, на мгновенье мы еще больше ослепли. Когда глаза мои освоились с темнотой, я увидел, что Каролина повернулась ко мне, но смотрит под ноги.

— Я вела себя глупо, — тихо проговорила она. — Спасибо за прекрасный вечер. Мне понравилось, как мы танцевали.

Каролина взглянула на меня, будто желая что-то добавить, но тут лестница осветилась ярче, и она поспешно сказала:

— Бетти спускается. Надо идти.

Каролина весьма сдержанно чмокнула меня в щеку, но затем соприкоснулись краешки наших губ, и она, зажмурившись, неловко пригнула мою голову. На миг мы слились в поцелуе, я ощутил охвативший ее трепет. Потом она отпрянула.