Сара Уотерс - Маленький незнакомец

Она кивнула вдаль, где поднимались квадратные домики, казавшиеся хрупкими в гигантской паутине лесов. Прислушавшись, в тихом сыром безветрии я различил выкрики рабочих и шум стройки.

— Точно звуки боя, — сказала Каролина. — Похоже? Словно призрачная битва при Эджхилле [16] Битва при Эджхилле (23 октября 1642 г.) — первое сражение английской Гражданской войны между «круглоголовыми» (граф Эссекс) и «кавалерами» (принц Руперт) за контроль над Оксфордом — резиденцией короля Карла I. Несмотря на чудовищные потери, ни одна из сторон решительного успеха не добилась. Существует легенда: осенним днем 1643 г. три пастуха погнали овечью отару к Эджхиллу. На вершине холма они услышали бой барабанов, крики и звон стали. В воздухе разразилась ожесточенная битва. Сотни всадников пронзали друг друга клинками, пушки изрыгали клубы густого черного дыма, стреляли мушкеты. То были призраки, сквозь их тела светило солнце. Мертвые вернулись, чтобы снова сражаться. , которую, говорят, слышно по ночам.

Опасаясь, что голос подведет, я промолчал, но, полагаю, мое молчание было не менее выразительно, чем оклик или прикосновение. Увидев мое лицо, Каролина через плечо глянула на мать и… Не знаю, как это случилось, но между нами наконец-то проскочил разряд, в котором было все: пружинистость ее бедер, в танце касавшихся моих ног, интимный сумрак промерзшей машины, ожидание, разочарование, борьба, поцелуй… Я вновь почувствовал, что шалею. Каролина опустила взгляд, мы молчали, не зная, что делать. Потом еле слышно я проговорил:

— Я думал о вас, я…

— Доктор! — позвала меня миссис Айрес.

Она хотела, чтобы я взглянул еще на один участок стены: расшивка осыпалась, не поползет ли кладка… Искра погасла. Каролина пошла на террасу, я поплелся следом; мы угрюмо осмотрели растрескавшиеся швы между вздувшимися кирпичами, я опять выдал какую-то нелепицу о возможном ремонте.

Вскоре миссис Айрес озябла и, взяв меня под руку, послушно отправилась в малую гостиную.

Последнюю неделю она почти не покидала свою комнату, желая окончательно избавиться от бронхита. Сейчас она села возле камина и, протянув руки к огню, с явным удовольствием вбирала тепло. Пальцы ее заметно похудели, то и дело она поправляла кольца, переворачивая их камнями вверх.

— Как чудесно вновь стать здоровой! — Голос ее был чист. — А то я уже чувствовала себя поэтессой… Как ее звали, дорогая?

— Не знаю, мама, — ответила Каролина, присаживаясь на диван.

— Да знаешь! Ты их всех знаешь. Ну, поэтесса, такая ужасно робкая.

— Элизабет Барретт? [17] Элизабет Барретт Браунинг , урожденная Моултон (1806–1861) — английская поэтесса, мастер интимной лирики, жена поэта Роберта Браунинга.

— Нет, другая.

— Шарлотта Мью? [18] Шарлотта Мью (1869–1928) — английская поэтесса, в чьем творчестве нашли отражение викторианский и модернистский стили.

— Господи, сколько же их! Нет, я говорю про американку, что годами не выходила из своей комнаты, посылая записочки, и все такое.

— А, наверное, Эмили Дикинсон? [19] Эмили Элизабет Дикинсон (1830–1886) — американская поэтесса, при жизни опубликовала менее десяти стихотворений из тысячи восьмисот написанных. Ее стихи не имеют аналогов в современной ей поэзии: короткие строчки, названия, как правило, отсутствуют, необычная пунктуация, использование заглавных букв. Многие ее стихи пронизаны мотивом смерти и бессмертия.

— Да, она! Мне кажется, читать ее весьма утомительно. Вся эта обрывочность и недомолвки! Что плохого в славных длинных строчках и бойком ритме? В детстве у меня была гувернантка-немка, мисс Элснер, так она с ума сходила по Теннисону… [20] Альфред Теннисон (1809–1892) — знаменитый английский поэт, носивший титул поэта-лауреата. Его творчеству свойственны глубокий лиризм, умение воссоздать красоты английского пейзажа, стих его мелодичен и колоритен.

Миссис Айрес пустилась в детские воспоминания, но, к сожалению, я ее почти не слушал. Я сел в кресло напротив нее, и мне приходилось поворачивать голову, чтобы увидеть Каролину, сидевшую на диване слева от меня. Всякий раз это выглядело нарочито, но было бы странно не смотреть на нее вообще. Иногда наши глаза встречались, но взгляд ее ничего не выражал, кроме настороженности.

— На этой неделе вы заглядывали на стройку? — спросил я, когда Бетти подала чай, а затем поинтересовался: — На ферму съездить не собираетесь?

Расчет был в том, что я предложу ее подвезти и выкрою несколько минут с ней наедине. Но Каролина спокойно ответила, что нынче уже никуда не выйдет, мол, полно домашних дел… Что еще мог я сделать, когда рядом была миссис Айрес? Улучив момент, я откровенно взглянул на Каролину и даже изобразил недоумение, но она испуганно отвернулась. Когда из-за диванных подушек она рассеянно вытащила клетчатый плед, меня резануло воспоминание о том, как в машине она отпрянула от меня и закуталась в одеяло. В голове зазвучал ее вскрик: Простите… простите… не могу!.. Все показалось безнадежным.

Наконец миссис Айрес заметила, что я расстроен.

— Нынче вы какой-то пришибленный, доктор. Надеюсь, ничего плохого?

— Просто рано встал, да еще осталось несколько вызовов, — отговорился я. — Вы меня весьма порадовали тем, что так хорошо выглядите. — Я демонстративно взглянул на часы. — Увы, мне пора.

— Очень жаль!

Я встал, миссис Айрес вызвала Бетти и велела ей принести мое пальто. Каролина тоже встала, и во мне всколыхнулась радостная волна от мысли, что она решила меня проводить. Но она лишь составила чашки на поднос. Когда я прощался с миссис Айрес, Каролина все же подошла ко мне, и я поймал ее придирчивый взгляд на мое пальто.

— Вы расползаетесь по швам, доктор, — тихо сказала она, ухватив мою верхнюю пуговицу, болтавшуюся на ниточке.

От неожиданности я дернулся, и пуговица осталась в ее руке; мы рассмеялись. Каролина потерла рифленую кожаную обшивку и смущенно выронила пуговицу в мою подставленную ладонь.

— Да уж, кто присмотрит за холостяком, — сказал я, пряча пуговицу в карман.

Я уже сотни раз говорил нечто подобное и сейчас ляпнул просто так. Когда до меня дошел подтекст моей реплики, кровь бросилась мне в лицо. Мы оба замерли; не смея взглянуть на Каролину, я уставился на миссис Айрес, в глазах которой сквозило недоумение, словно она просила разъяснить непонятную шутку. Она переводила взгляд с дочери на меня, но мы, зардевшиеся и сконфуженные, молчали, и тогда лицо ее изменилось, словно лужайка под набежавшей облачной тенью. Недоумение сменилось внезапным удивленным пониманием, которое тотчас уступило место нерешительной униженной улыбке.

Миссис Айрес рассеянно пошарила по столику и встала.