Александр Варго - Дитя подвала [litres]

«Почему я не заметил ее раньше?! Когда вошел на кухню?!»

Погибшая супруга глядела на остолбеневшего мужа, хитро улыбаясь и с каким-то странным прищуром, будто знала его самую сокровенную тайну.

«Я не ставил сюда это фото, – подумал Малышев, чувствуя, как его спина покрывается холодным потом. – Не ставил!»

Он торопливо бросил рамку с фото обратно на стол, словно та была раздавленной лягушкой. При этом Сергей неосознанно поймал себя на мысли, что вообще впервые видит подобный снимок Ольги.

– Откуда… – Он облизал губы, вмиг ставшие сухими и шершавыми, словно мелкий наждак. – Откуда это взялось?

Не сводя расширенных глаз с фотографии, Малышев попятился с кухни. Оказавшись в коридоре, он почувствовал себя немного уверенней, и тут его осенила догадка.

– Это ты, сволочь? – процедил Сергей. – Ты все-таки прополз ко мне?!

Он вытер испарину со лба и заковылял в гостиную. Там, где у него хранилось ружье.

– Это ты, – бормотал он. – Я знаю, ты хочешь свести меня с ума…

Он решил проверить патронники.

Конечно, если эта тварь незаметно проникла в его дом и поставила на стол фотографию убитой жены, то что ей стоило вскрыть сейф и вытащить па…

«…вы часто ссорились в последнее время…»

От прозвучавшего в мозгу голоса Артура он шарахнулся в сторону, едва не нажав на спусковой крючок. Обессиленно упав на диван, Малышев тяжело и прерывисто дышал, как больной кит, выброшенный прибоем на берег.

«…ты поднимал на нее руку… я слышал…»

– Заткнись, – прошипел он. Его трясло, как в жесточайшем приступе лихорадки. – Я… всегда помню то, что делал!

«Зачем ты позволил ему убить меня? – печально спросил Артур. – Ты не должен был кого-то нанимать, чтобы меня охраняли. Мы должны были быть вместе…»

Малышев с трудом сглотнул бесформенный ком, теплой слизью застрявший в глотке.

«Выпить, – сверкнула мысль. – И все глюки как рукой снимет!»

Сергей уже намеревался встать и снова вернуться на кухню, как неожиданно прямо над ухом раздался шепот Марии:

«…но ведь это правда… твои приступы… они стали чаще… и у тебя начались провалы в памяти… зачем ты убил свою жену?!»

«НЕТ!»

Он с силой обхватил виски, чувствуя кожей стреляющую пульсацию жилки.

– Со мной все нормально! – хрипло пролаял он, с ненавистью глядя в ночь за окном. Она звала его, маня холодными звездами.

«Ты слыши-и-и-и-ишь…»

– Я не убивал ее!!! – брызгая слюной, проорал Малышев. Крик рваным эхом пронесся по стенам комнаты, растаяв где-то под самым потолком.

Он снова посмотрел в окно, и в какой-то ужасный миг ему показалось, что ветка яблони за окном слегка шевельнулась. Через мгновение она коснулась стекла, издав мерзкий царапающий звук.

Вскрикнув от испуга, Малышев яростно потер глаза.

«Лапы… лапы насекомого», – скрипело в мозгу толченым стеклом.

Покачиваясь, он поднялся с дивана. Ему было страшно смотреть в окно. Ему чудилось, что если он повернет голову, то увидит, как ветки ожившего дерева с тихим шуршанием прорастают сквозь окно, пытаясь до него добраться.

– Я не убивал Ольгу, – тупо повторил Сергей. Шаркая ногами, он поплелся на кухню и ткнул пальцем в фотографию, все так же лежащую на столе.

– Ты слышишь, сука? Это не я, – с безграничной усталостью прошептал он. – Тебя убил какой-то псих, копать-хоронить…

«Ага. Расскажи это сыну. Я дам тебе совет, Сережа. Застрелись», – хихикнула Ольга, и Малышев побелел как снег.

«Застрелись, – повторила мертвая супруга, и ее голос звучал, как ворочающийся в смоле гравий. – Ты убил меня, а затем Артура. У тебя раздвоение личности, больной ублюдок! Покончи с собой!»

С перекошенным лицом Сергей вбежал в спальню.

– Где ты? – прохрипел он, срывая давно не стиранное белье. Добравшись до матраса, он перевернул его и отшвырнул в сторону. Тот грузно шлепнулся на комод, послышался звон падающих на пол флаконов и пузырьков с духами, которыми еще недавно пользовалась Ольга.

Сергей хрипло дышал, обводя спальню горящим безумием взглядом. Распахнул шкаф, трясущимися руками сорвал вещи вместе с вешалками. Этого ему показалось мало, и он упал на четвереньки, заглядывая под кровать. Он был настолько взвинчен и деморализован, что если бы сейчас увидел притаившуюся на полу Ольгу, окровавленную и облепленную катышками пыли, то не сильно бы удивился. Напротив, он бы успокоился.

Но под кроватью было пусто.

– Все в норме… я просто устал, – дрогнувшим голосом произнес Малышев вслух. – Я… просто устал.

Шатаясь, он зашел в ванную и, сполоснув лицо, вернулся в гостиную, снова подобрав ружье.

«Я болен», – подумал он, и от этой мысли его накрыла опустошающая безнадега. Пальцы бестолково елозили по гладкому стволу, трогали курок и рычаг затвора, гладили цевье, мяли ремень. Со стороны он напоминал слепого, который никогда не видел ружья и теперь пытался лихорадочно определить, что же такое сунули ему в руки.

– Не будет никакой посылки, – вслух проговорил Сергей. – Никакой руки… Слышите меня?! Не будет! Мне все показалось!!

«А как же Евгений? Телохранитель Артура, шею которого превратили в решето? Это тоже тебе показалось?!» – засмеялась Ольга.

Он обмяк, прислонившись к спинке дивана. Голос погибшей жены ввинчивался в мозг стальными болтами. Перед тускнеющими глазами неторопливо ползла лента с блеклыми, полузатертыми лицами, лишенными всех красок жизни. Вот снова этот парень с разорванными ягодицами… Вот его друг с громадными дырками в ушах… вот Тамара, старательно зализывающая свой огрызок вместо пальца… Ольга, Артур, Мария…

Он дремал и не видел, как за окном появилась бесформенная тень. Прилипнув к стеклу, человек некоторое время безмолвно разглядывал изможденного мужчину, скрючившегося на диване. Через несколько минут он бесшумно исчез.

Малышев спал, и на этот раз ему снился Афганистан. Он снова видел ту девочку с полуоторванным лицом после взрыва. Орошая кровяным дождем горячую пыль, она ползала по дороге и звала маму. Он видел снайпера, который случайно подорвался на фугасной мине «Лепесток». Вместе с Марией он затащил его в полуразрушенный кишлак, истерзанного, с разлохмаченно-кровавой мочалкой вместо ступни. Он видел со стороны себя, вырывающего у него глаз и ножом увеличивавшего дыру в глазнице, чтобы потом с яростью засадить в теплый кисель свой член, а связанный моджахед в беспомощной злобе лязгал зубами. Он видел ослепшего, обожженного солдата с оторванными руками и почернело-пузырящейся кожей, который исступленно бился на койке и визжал, чтобы его пристрелили…

Картинки плавно вспыхивали и растворялись друг за другом, как давно забытая, поцарапанная и затертая пленка, и каждый раз, после очередного кадра чей-то вкрадчивый и тихий голос проникновенной шептал: