Александр Варго - Дитя подвала [litres]

Он развернул масло и некоторое время изучающе глядел на желтоватый брикет, будто до этого был уверен, что под упаковкой обнаружит нечто иное.

– Удивительное дело, – промолвил он. – Меня пытается разжалобить существо, прокатившее несчастного парня по стволу, который утыкан стеклами и гвоздями. И устроило бойню в частном доме, без причины убив молодых парней с девчонками. Кстати, где твоя подружка? Я знаю, у тебя была сообщница. Сколько людей вы убили, па? И куда девали трупы? Вы их растворяли в кислоте? Или сжирали вместе с костями, как людоеды?

Сергей попытался улыбнуться, но губы искривились в отталкивающей гримасе.

– Катись к черту, – бросил он.

– Я твой сын, папуля, – мягко напомнил Артур. – За все то, что произошло и происходит с тобой сейчас, поблагодари самого себя.

Он взял с табурета стамеску и молоток.

– Ты не будешь дергаться? Я должен опустить тебя на противень, – сказал парень. – А он, сука, горячий.

Малышев разразился простуженным карканьем.

– Полагаю, это означает отказ? – поднял брови Артур. Он зашел отцу за спину, внимательно разглядывая спину отца, сплошь иссеченную застарелыми шрамами.

– Как ты считаешь, будет ли дергаться человек, когда его кладут на раскаленную жаровню? – задыхаясь от истерического смеха, спросил Сергей.

– Я так и думал. Тогда займемся твоим спинным мозгом.

Приставив стамеску к одному из грудных позвонков, Арчи с силой ударил по рукоятке молотком. Коротко хрустнуло, из глубокой трещины в спине потекла кровь. Тело Малышева дернулось, как от удара током, глаза вылезли из орбит. С губ сорвался сдавленный стон.

– Вот так, – пробормотал Артур, делая еще одну зарубку на отцовском позвоночнике. – Это должно сработать…

После четвертой насечки он вернул инструменты на табуретку и подхватил скальпель. Нагнувшись, Артур провел лезвием по внутренней стороне бедра отца, задрал кончиком ножа кожу, потянул в сторону. Обнажились мышцы и сухожилия, рана мгновенно наполнилась кровью, заливая нижнюю часть ноги. Потом он рассек кожу между большим и вторым пальцами на его правой ступне.

Малышев не шелохнулся.

– Что-нибудь чувствуешь? – озабоченно спросил Артур. – По идее, у тебя должно наступить онемение нижних конечностей, как после анестезии. Я не хочу, чтобы ты перевернул мангал, если вдруг начнешь брыкаться.

Сергей ничего не ответил. Осторожно заглянув в лицо отцу, парень понял, что тот потерял сознание.

– Это не страшно, – кивнул Артур. Открыв флакон с нашатырным спиртом, он сунул его Малышеву под нос.

– Давай, па, – ухмыльнулся молодой человек, глядя, как веки отца затрепетали. На него смотрели ничего не понимающие глаза, подернутые мутной пленкой.

– Ты не должен пропустить это веселое представление. Тем более все только начинается, – добавил Артур и кинул масло на докрасна раскаленный противень. Жаровня нагрелась так, что была похожа на переливающийся жаром рубин. Молочный продукт мгновенно зашипел, образовывая по контуру брикета пузырящуюся лужицу.

Артур приблизился к медному быку и, ослабив узел, начал понемногу, звено за звеном, приспускать цепь. До тех пор, пока бедра Сергея не оказались на одном уровне с раскаленным мангалом. Обездвиженные ноги подогнулись, размазав кровь на полу.

Масло продолжало быстро таять, брызжа и плюясь бледно-желтыми каплями. Они попадали на кожу Малышева, но он лишь грыз и без того прокушенные в нескольких местах губы.

– Арчи, – прошептал он. Его взгляд прояснился, и теперь там плескалось безумие. Он попытался шевельнуть ногой, но его нижние конечности оставались неподвижными.

«Даже если ты выберешься из этой передряги, то останешься инвалидом», – скрипнул внутренний голос.

– Сынок… – еще тише произнес Малышев. – Ты ждешь, что я буду просить тебя остановиться? Нет, Арчи. Это ты пускал сопли в клетке. Клялся в любви, включал дурачка про потерю памяти. Я другой. Я не прячусь и не закрываю лицо руками, как вонючий трус. В этом мы и отличаемся.

– Срать я хотел, какой ты, другой или не другой, – равнодушно отозвался Артур. – И мне плевать, боишься ты боли или нет. Я просто хочу, чтобы ты сдох с мыслью о том, что наступила расплата за твои отмороженные шутки. Я хочу, чтобы ты осознал – я разрежу тебя пополам, как червяка. Вот это тебя грызет изнутри. Этого ты боишься.

Он шагнул к отцу, обхватив его безвольное тело руками. Молодой человек чувствовал, как вытекающая из разрубленных позвонков кровь отца пропитывает его грязную рубашку. Кровь была горячей и липкой.

– Я тебя проклинаю, – прошелестел Сергей.

– Ой. Это действительно очень страшно, – засмеялся парень. – Лучше закрой глаза, пап. Тебе лучше не видеть то, что сейчас произойдет. Если хочешь, я сделаю тебе повязку.

Малышев отрицательно покачал головой.

– Все будет хорошо, – нежно проговорил Артур и, с трудом приподняв отца, подался вперед, к жаровне. Ноги Малышева коснулись края стального листа, на котором вовсю шкворчало масло. Брикет уже полностью растворился, превратившись в булькающую желто-масляную жижу, которая источала характерный запах молочного продукта.

тихо запел Малышев.

Артур быстро обошел отца и, нагнувшись, ухватился за его щиколотки. Одна из раскаленных капель масла попала ему в глаз, и он выматерился.

«Никто и не говорил, что будет легко», – подумал он, истекая потом от напряжения и духоты. Источаемое жаровней немыслимое пекло выдавливало из него последние силы. Наконец Артуру удалось задрать ноги отца, и он усадил его прямо на пышущий жаром противень. Клокочущее шипение уже начинающего подгорать масла на несколько секунд прекратилось. Сергей чуть вздрогнул, но тут же возобновил едва слышное пение:

Артур нагнулся, поднимая бензопилу с пола. Извлек рычаг воздушной заслонки, обогатив топливную смесь, затем резко потянул шнурок стартера. Пила чихнула. Артур снова дернул стартер, на этот раз более энергично, и наконец пила ожила. Пронзительный визг закладывал уши, слегка вибрирующая шина инструмента поблескивала от скользящей цепи со смертоносными зубьями.

– Ты предлагал повеселиться, папуля?! – заорал Артур, пытаясь перекричать надрывно-металлический визг бензопилы. – Так теперь самое время!

Он встал за спиной отца, из-под ягодиц и ног которого начал просачиваться густой дым прогорающей плоти. Кожа, быстро покраснев от немыслимой температуры, начала темнеть и наливаться пузырями, и те вскоре стали лопаться. По камере поплыл дым и смрад поджаривающегося мяса.