Брайан Ламли - Мифы Ктулху. Хаггопиана и другие рассказы [litres]

Джеймс переживал то же самое, но воспринимал иначе. Если Джейсон старался уклониться от того, что преследовало или угрожало, то Джеймс принимал это. Его заявление, что он не боится Мифов (то есть фактически эффекта, создаваемого артефактом), соответствовало действительности. По крайней мере, наш психиатр придерживалась мнения, что, в отличие от Джейсона, Джеймс видел или принимал как передаваемый извне сигнал такого рода сны на протяжении долгого времени, возможно, даже так долго, как он утверждал; но не пострадал от этого.

Однако он говорил во сне.

Говорил о Сверкающем (ТXXXXXXXXXXXXХ) – какая-то странная геометрическая фигура, о «доисторическом городе Мнаре» – имеются в виду не руины в оленьем заповеднике в Бенаресе, разглагольствовал о «внешних сферах», «порождении звезд» и «линзах света», а потом его бормотание стало бессвязным, почти лишенный смысла вздор, который трудно разобрать, не то что записать. Затем наступила фаза полного спокойствия и напряженного внимания, как если бы он прислушивался к чему-то или к кому-то, после чего он произнес отчетливо: «Я стану твоим сосудом, твоими вратами, твоим воплощением и через тебя побываю в самых дальних уголках вселенной: на этом волнующемся озере, где зародился испускающий клубы дыма (СXXXXXXXX), в спиральных башнях (ТXXXXXXХ), в мрачных мирах на расстоянии долгих световых лет отсюда, кружащихся, словно листья в бурю. Но… эта «великая жатва», о которой ты говоришь? Умоляю, объясни, о какой жатве идет речь?»

Он тяжело задышал, издал придушенный крик; тело странно одеревенело и потом очень медленно расслабилось; дыхание стабилизировалось, лицо обмякло, и он впал в глубокий сон, как бы под воздействием невидимого гипнотизера.

Ночь прошла. Наши подопечные проснулись поздно, а поднявшись, избегали друг друга – Джеймс сознательно, Джейсон же не желая вникать в причины угрюмого настроения коллеги.

Джейсон приготовил себе завтрак; Джеймс приступил к еде лишь далеко за полдень – сделал себе маленький бутерброд с сыром и сжевал его, хмуро глядя на артефакт. В конце концов:

Джеймс: «Мне показалось, ты кричал сегодня ночью?»

Джейсон: «В отличие от внешних стен этого сооружения, перегородки между нашими комнатами тонкие, словно картонные! Слышно, как по ту сторону пукает мышь. Что касается криков: ну, мне приснился особенно скверный сон».

Джеймс: «Чем, несомненно, объясняется твое настроение».

Джейсон: «Что?»

Джеймс: «Твое молчание».

Джейсон: «Послушай, кто бы говорил! Мы провели здесь вместе сорок восемь часов, прежде чем ты хоть что-то проворчал».

Джеймс: «Насколько я помню, ты тогда пожаловался на отсутствие телевизора. Спросил, почему его нет. И я не ворчал. Я заметил, что здесь нет не только телевизора, но и радио и вообще ничего, что может помешать нашему уединению, сосредоточенности, восприятию потусторонних сил. И, между прочим, я вовсе не питаю к тебе антипатии. Просто я… не такой, как ты, мирские мысли мне, как правило, чужды. И когда меня беспокоят, когда прерывают мои мысли – это, естественно, неприятно, это раздражает. Понимаешь? Дело не в моей неприязни, просто я презираю пустую болтовню. Она мне неинтересна».

Джейсон, вздыхая и качая головой: «Ты, похоже, не отдаешь себе отчета, насколько оскорбительно это звучит. Теперь вот что. Обычно я отнюдь не угрюмый человек, но определенно ощущаю, что скатываюсь в этом направлении. Сегодня ты начал «болтать» и, подозреваю, еще не закончил!»

Джеймс: «Потому что, хотя сам ты мне неинтересен, совсем другое дело твои сны. Уверен, я несколько раз слышал, как ты кричишь. Это произошло еще до того, как я уснул. Что, опять сон о брате? Или о матери? По-моему, ты называл какое-то имя. Но тогда я уже начал засыпать и потому не уверен».

Джейсон: «Это так важно для тебя? Не понимаю, почему. И при том, что у тебя нет интереса ко мне, – фактически, мое присутствие тебе «неприятно» и даже «раздражает» – не понимаю, с какой стати я должен вообще разговаривать с тобой! И уж точно не о смерти моей бедной матери и брата».

Джеймс: «Но факт, что ты предвидел их смерть. Может, твои сны отражают чувство вины? Из-за того, что ты предвидел их смерть, но не смог ничему помешать… que sera, sera. И теперь их души преследуют тебя. В отношении того, почему это мне интересно: ТЕПЕРЬ я тоже кое-что вижу, хотя и не понимаю, к чему это ведет; а ты видишь, что должно произойти, но не знаешь, как избежать этого. Мне хотелось бы копнуть глубже, а ты готов зарыть в землю свой дар».

Джейсон, пожимая плечами: «Значит, из этих предполагаемых фактов можно что-то извлечь? И каков же твой вывод?»

Джеймс, отчасти неохотно: «Может… нам стоит работать вместе? В конце концов, предположительно именно поэтому они сочли, что мы составим подходящую пару».

Джейсон: «Возможно, но досадно, что они не подобрали для меня «морскую свинку» женского пола. Тогда я не тратил бы столько времени на сон».

Джеймс, вскидывая бровь: «Секс? У меня нет на него времени и никогда не будет. Это животная деятельность. В то время как звезды… их воспроизведение – дело другое. Это, скорее, слияние, обновление и взрывное умножение».

Джейсон пропел: «Умножение – это название игры, и каждое поколение…» [40] «Умножение – это название игры. И каждое поколение, они играют в то же самое» – припев к популярной песне Бобби Дэрина «Лирика умножения».

Джеймс, в ужасе: «Не смей насмехаться!»

Джейсон: «О, в самом деле? Я не должен насмехаться? Даже если твое описание очень похоже на поведение чужеземных амеб?»

Джеймс, с отвращением: «Тьфу!»

Позже:

Джейсон, сидя за столом и глядя на артефакт, а потом внезапно разражаясь потоком слов: «Мой брат… и, в особенности, мать… предостерегают меня. Да, у меня бывают моменты предвидения, но это не столько понимание того, что делать и чего не делать, как, возможно, у тебя, сколько ощущение направления, в котором будет развиваться нынешняя ситуация. Другими словами, их предостережения бесполезны, поскольку избежать конечного результата невозможно. Они могут предостеречь меня не ходить в ад, но не могут предложить огнеупорный парашют!»

Джеймс: «Que…»

Джейсон, резко перебивая его: «Да, да, конечно! Чему быть, того не миновать».

Джеймс, глубокомысленно кивая: «Значит, мертвые продолжают существовать, по крайней мере, их мысли: “не мертв тот, кто может вечно спать”. Претерпев изменения, они по опыту знают больше о Бытии. Не существуя, пытаются передавать свое понимание, свои предостережения живым, которых любили и покинули. В таком случае я предполагаю – нет, утверждаю! – что это у нас общее с богами внешних сфер. Они тоже существуют вечно, с той лишь разницей, что не умирают, а поистине бессмертны! В своих снах я видел мириады их – они проникают к нам со звезд!»