Хью Уолпол - Призрак потерянного озера. Поместье Вэйдов. Госпожа Лант

– Уверяю вас, это лишнее, – сказала она на мои попытки выразить благодарность. – Я счастлива сделать все что угодно, лишь бы дела в этом доме шли спокойно.

Она оглядела меня. Я почувствовала себя неуютно под этим взглядом, вспомнив, что волосы мои свалялись, да и вообще выгляжу я не лучшим образом.

– У нас почти один и тот же размер, и я думаю, оно вам подойдет. Вы немножечко пониже ростом, так что, может быть, вам придется подшить подол на несколько сантиметров. – Она сделала паузу. Потом продолжила с подчеркнутой озабоченностью: – Я хотела бы попросить вас об одном одолжении.

Сердце у меня упало. Я могла бы и догадаться, что ее великодушие имеет определенные цели.

– Когда я узнала, что вы возвращаетесь, я места себе не могла найти от страха, что вы расскажете дяде ужасную правду обо мне – безо всякого умысла, разумеется.

– Какую ужасную правду? – изумилась я. Умысла у меня действительно не было, как, впрочем, и ни малейшего представления, о чем речь.

– Ну, о том, где вы меня видели. Вы ведь уже вспомнили теперь?

Я покачала головой. Рене поджала губки.

– Вы говорите так для того, чтобы успокоить меня? – Очевидно, ей казался невероятным тот факт, что возможно позабыть хоть одну из ролей, в которых появлялась Рене Эспадон.

Она решила сделать вид, что это ее забавляет.

– Разумеется, и почему вы должны помнить? А я–то здесь просто трепещу от страха! Честно говоря, я никогда до этого не дошла бы, если бы дела в театре не шли плохо, как никогда. Вы не поверите, я просто не могла концы свести с концами!

После всех этих приготовлений и вступлений «ужасной правдой» оказалось всего–навсего то, что Рене снялась в нескольких рекламных роликах на телевидении. Я поняла, почему не могла узнать ее раньше. Как–то не вязалась элегантная, безукоризненная, полная жизни Рене с теми дамами на экране, страдающими от недостаточной белизны стирального порошка, затрудненного дыхания или болезней кишечника.

– Сейчас все этим занимаются. Так можно прорваться в регулярную программу, и, что самое главное, этим можно заработать. И все же я на это не решилась бы, если бы предполагала, что дядя может увидеть меня там. В доме нет телевизора, и я считала себя в безопасности. Если бы он узнал, что я занимаюсь подобными вещами, он вычеркнул бы меня из завещания немедленно. Он с таким трудом пришел к мысли, что можно быть актрисой, оставаясь при этом леди, но что касается этих женщин – никогда! И, может быть, он не так уж не прав, – добавила она. – Но, в конце концов, какая выгода – быть леди в наши дни?

Я пробормотала что–то о том, как сильно переменились взгляды с тех пор, когда ее дядя был молодым. Потом, испытывая некоторое облегчение от того, что просьба Рене вполне разумна, я сказала, что у меня и в мыслях нет рассказывать ее дяде об этих рекламных роликах, и не только дяде – никому. Улыбка опять вспыхнула на ее лице: – Вы меня понимаете, я вижу. Как это чудесно, что в доме есть девушка моих лет, с которой всегда можно поговорить и которая мне так симпатична. – Она глубоко и облегченно вздохнула, словно у нее с души свалилась огромная тяжесть. – Ну, я вас оставляю, вы можете уже собираться к обеду. Не сомневаюсь, вы в этом платье будете неотразимы, когда подошьете подол. Я бы вам помогла, но я с трудом держу в руках иголку.

Какое совпадение, я тоже. Но, к счастью, оказалось, что подшивать подол нет необходимости. Платье было средней длины, которая как раз входила в моду, а мне оно доходило почти до пят. Другими словами, оно подходило отлично, если не считать того, что немного сборило на груди. Но я надеялась, что это не очень заметно. Завершив туалет и разглядывая себя в зеркале, я подумала, что никогда еще не выглядела так хорошо. Восточный шелк глубокого бирюзового цвета отсвечивал синим на моих черных волосах. Глаза казались изумрудно–зелеными. И когда я вошла в комнату с картинами, где были приготовлены коктейли, в глазах мужчин я прочитала восхищение. Но оно тут же сменилось неприязнью у всех, за исключением мистера Мак–Ларена. Он пустился говорить мне комплименты, которые могли бы смутить меня, если бы мои глаза и мысли не были целиком сосредоточены на фаянсовых тарелках. А потом мне пришлось приложить немало усилий, чтобы есть, соблюдая приличия, – так я была голодна.

Обед, хотя к нему и подошли не более творчески, чем вчера, был вполне приличный и сытный. Со мной почти никто не говорил, но это меня скорее радовало, чем огорчало, потому что все внимание я могла наконец уделить еде. И только когда мистер Мак–Ларен спросил: «А где же Маргарет?» – я заметила, что ее нет за столом.

Гаррисон оторвался от сервировочного столика:

– Извините, сэр. Мисс Маргарет нездорова. Миссис Гаррисон была с ней почти с самого полудня и сейчас, кончив готовить, снова поднялась к ней. Мисс Маргарет в надежных руках.

Никто не казался обеспокоенным этой новостью, и я решила, что Маргарет, должно быть, часто страдает от того, что там сейчас уложило ее в постель.

После обеда, когда все снова перешли в комнату с картинами для кофе, Эрик подошел ко мне и ледяным тоном заметил:

– Вы, я вижу, отправляясь сюда, основательно подготовились.

Я не сразу поняла, что он имеет в виду платье на мне. Прежде чем я успела что–либо объяснить, Бертран сказал, ехидно усмехнувшись:

– Это же платье Рене. Ты что, не помнишь? Прошлым летом она пролила на него вино. А потом заявила, что в деревенской прачечной его испортили окончательно и что она его больше не наденет.

– Бертран! – завопила Рене, сильно покраснев. – Ты – ты просто свинья! – Она добавила еще что–то по–французски, от чего Луи, сидевший со своей женой и с дядей в другом углу, бросил на нее укоризненный взгляд.

К этому времени Бертран и Эрик хохотали уже как сумасшедшие, и я не могла удержаться, чтобы не присоединиться к их веселью, хотя это окончательно смутило бедную Рене.

– Я рад, что вы подружились, – мистер Мак–Ларен улыбался, глядя на нас с таким выражением, как будто мы все еще не вышли из детского сада. Но Луи и Элис посмотрели на нас с холодным неодобрением, и смех постепенно стих.

Рене дотронулась до моей руки:

– Не обращайте внимания на этих противных мальчишек. Платье прекрасно на вас смотрится, гораздо лучше, чем на мне.

– Это верно, – согласился Бертран, слишком горячо, чтобы остаться вежливым по отношению к Рене. Но они были двоюродные брат и сестра, выросшие рядом, и он, очевидно, относился к ней, как к родной сестре. Бертран вздохнул: – Если бы только наша крошка Эмили была настолько же честна, насколько она красива.

– Прекрати сейчас же! – вспылила Рене. – Разве бедняжка виновата, что дядя Дональд – такой, какой он есть? Она виновата в этом не больше, чем в том, что она такая милая. Что до меня, то я совершенно уверена, что она оказалась здесь случайно, а не в погоне за сокровищами.