Ричард Бэккер - Нечестивый Консульт

Нечестивый сику опустил лицо, но взгляд его чёрных глаз по-прежнему не отрывался от человеческих масс.

— Они смеются… — наконец, бросил он вниз, хотя и неясно было оскорблён он или же просто обижен.

— Помнишь меня, Предатель людей?

Взгляд нечеловеческих глаз сместился вниз и на какой-то миг словно бы прояснился.

— Тебя?

Взор, казалось вглядывающийся в глубины памяти.

— Даааа! — сказал древний эрратик. — Я помню…

— Раскаиваешься ли ты в своих мерзких злодеяниях? — разнёсся над пылью Угорриора глас Святого Аспект-Императора. — Принимаешь ли ты своё Проклятие?

Кетъ'ингира улыбнулся. Его веки затрепетали. Он помотал головой, прижатой к груди.

— Как ты мог даже помыслить о чём-то подобном? — удивился он. — Или ты говоришь это лишь для их ушей?

— Раскаиваешься! Ли! Ты!?

Нечестивый сику выбросил вперёд руку в странном жесте, обращённом к собравшимся у стен Голготтерата человеческим массам.

— Крапиве ли выносить приговоры дубу?!

— Я — глас…

— Пфф! Да ты просто дитя! Я старше ваших языков, вашей истории и самого вашего подложного Бивня! Я старше имён, которые вы дали своим червивым богам! Душа, что ныне взирает на тебя, смертный, была свидетелем целых Эпох! — глубокий, грудной смех, оскорбительный в своей искренности, разнёсся по крепостным валам. — И ты полагаешь, что можешь быть мне Судьёй?

Оставаясь безмятежным и выражением лица и позой, Святой Аспект-Император выдержал паузу, словно бы убеждаясь, что до конца выслушал перебившего его нелюдя. У всех, собравшихся сегодня на поле Угорриор, перехватило дыхание, ибо, казалось, будто Келлхус в миг сей воссиял светом в каком-то смысле слишком глубинным для человеческих глаз. Там, в тени чудовищных каменных стен, стоял Воин-Пророк — презренное дитя…которое, вне всяких сомнений, было кем-то большим и гораздо более могущественным.

Он пожал плечами и воздел руки, оторвав ладони от бёдер. Золотые ореолы вспыхнули вокруг расставленных пальцев.

— Я, — сказал он, — лишь сосуд Господа.

Кетъ'ингира какое-то время, показавшееся всем чересчур долгим, глумливо хихикал.

— О нет, Анасуримбор, ты нечто намного, намного большее…

И тут раздался могучий звон множества тетив. Мириады отрицаний Сущего взмыли в воздух, сорвавшись с чёрных парапетов. Выпущенные из шранчьих луков, они летели сначала вверх, а потом вниз, устремляясь к выжженному нелюдем на земле кругу… и обрушиваясь на этот клочок Угорриора, словно свирепое градобитие.

Но Святого Аспект-Императора там уже не было.

А Кетъ'ингира поднял взор к небесам, вглядываясь в точку, располагавшуюся чуть выше палящего белого солнца.

Ибо оттуда на чёрную цитадель с рёвом низвергались сифранги.

Словно бы вырвавшись из ослепительно-белого колодца солнца, они с оглушающим визгом устремлялись вниз — вызванные из Преисподних демоны, соединённые с пыткой Сущего чарами жестокими и хитроумными. Пускарат, Мать Извращёний; разевающий свою громадную пасть непотребный Хишш-Чревоугодник, перемещающийся неуклюже, словно огромная пылающая груда овеществлённого гниения; чудовищный Хагазиоз, Пернатый Червь Ада; необъятный Годлинг, туша которого могла по размерам сравниться с двумя поставленными в ряд боевыми галерами; могучий Кахалиоль, Жнец Героев, облачённый в доспехи из славы и проклятия; ужасающий Урскрух, ненасытный Отец Падали, изблёвывающий в Мир мор и чуму — и две дюжины других призванных из бездны гнусных сифрангов, рабов Даймоса, марионеток Ийока и его собратьев по колдовскому ремеслу. Сифранги широко распростёрли свои прежде сложенные крылья, стремясь зачерпнуть ветер и немного замедлить спуск, а затем набросились на Гвергирух, визжа и скрежеща диким хором, сжимающим глотку и колющим слух, перебирающим каждый тон в музыке, играющей на человеческом ужасе. Мгновением спустя они уже оказались над Забытьём, направляясь к основанию Высокого Рога, где с новым жутким визгом устремились к бастионам Высокой Суоль, пробивая, будто рухнувшие с неба железные шары, этажи и ярусы крепости, выжигая вмурованные в её стены защитные Обереги…

Мужи Ордалии, ошеломлённо моргая и глядя вослед чудовищам через парапеты Коррунц, наблюдали за тем, как всполохи пламени расцветают на туше Высокой Суоль. Но, стоило одному-единственному человеку издать радостный вопль…и весь Угорриор в ответ разразился гремящим ликованием, рёвом, который, казалось, исходил от единого существа — такова была выражаемая им страсть, таков был пыл, охвативший их всеобщим порывом.

Началось! Наконец-то началось!

Где-то глубоко в недрах Голготтерата лапы тварей замолотили в гонги, и какофония из шума и грохота, казалось, вознеслась до самых небес. Давняя уловка потеряла всякий смысл и на стены Голготтерата, вопя на своём искажённом наречье, хлынули облачённые в чёрные хауберки уршранки, щеки которых украшало клеймо в виде Двух Рогов. Но священный зов войны звучал всё также ясно и громко, явственно слышимый, невзирая на прочие звуки. Лучники и арбалетчики вырвались из рядов каждого из трёх Испытаний: агмундрмены из строя Сынов Среднего Севера; эумарнанцы из фаланг Сынов Киранеи; и антанамеране из рядов Сынов Шира. Словно бы объятые приступом внезапно нахлынувшего безумия, они бросились вперёд, поднимая клубы пыли, и ещё до того, как толпа их врагов сумела хоть как-то организоваться, наложили болты и стрелы на тетивы, подняли оружие и выпустили тучу снарядов….

Оскалившиеся золотыми зубьями парапеты кипели бурной деятельностью, ощетиниваясь чёрным железом. Верещащие белые лица заполняли собою бойницы, но ни одна стрела не вонзилась в них. Все без исключения снаряды напрямую ударили в сами укрепления, прогрохотав по отвесным стенам и могучим основаниям Коррунц, Дорматуз и Гвергирух, на которых внезапно расцвели вспышки направленных внутрь взрывов. И тогда, к всеобщему замешательству, раздался нарастающий грохот, не похожий ни на что, ранее слышанное человеческими ушами — будто тысяча мастодонтов неслась куда-то, топоча своими громадными ногами по натянутым на барабаны шкурам Души и Мира…

Ибо вмурованные в чёрные стены Обереги крушились, распутывались, растворялись.

Голготтерат был построен из зачарованного камня. Вязь колдовства квуйя пронизывала и скрепляла все куртины и бастионы. Некоторые волшебные устроения предназначались для упрочнения самой кладки, другие же были подобны настороженным ловушкам, готовым жечь или сбрасывать штурмующих с парапетов, но много больше было таких, что служили чем-то вроде колдовского облачения, защищая внешние фасы стен от разрушительных Напевов. Клад Хор прошёлся дождём по всем ним, проникая в саму структуру колдовства, вспыхивая искрами, понуждающими к распаду и расторжению, рассыпаясь взрывами соли. Чёрные глыбы кладки пошли трещинами. Стропила и балки стонали. Стоящие на парапетах уршранки валились с ног.