Ричард Бэккер - Нечестивый Консульт

— Но ничего сверх этого.

Насколько колдун Мбимаю мог различить, Аспект-Император всё ещё продолжал вглядываться в пламя…

Что тут происходит?

— Как же хорошо я это помню! — прохрипел нечестивый сику, подставляя лицо всполохам Обратного Огня, словно лучам утреннего солнца. — Такой…восхитительный…ужас…

Что такое этот Обратный Огонь?

— Мисариккас стоял там, где стоишь сейчас ты…застывший…неспособный оторвать от Пламени взгляда…

Какое-то ужасающее оружие?

— Ранидиль — на вид всегда такой суровый и высокомерный — упал прямо вон там…и начал рыдать, вопить…ползать на животе и выкрикивать какую-то бессмыслицу!

Означает ли это, что они уже обречены?

— А что сделал ты? — спросил Анасуримбор.

Недостойная мужчины благодарность заполнила Маловеби, просто услышавшего его голос.

Не смотри! — мысленно вскричал он. — Отврати прочь взгляд!

Улыбка, изогнувшая кончики нечеловеческих губ, была столь порочной, сколь адепту Мбимаю никогда ещё прежде не доводилось видеть.

— Почему-то…я засмеялся, — фарфорово-бледный лик внезапно нахмурился. — А что же ещё следует делать, узнав, что всё ради чего ты жил и убивал — обычная ложь?

Мекеретриг вновь взглянул в Обратный Огонь с таким выражением, будто взирал на что-то священное — и чудесное.

— Рядом с ним я обрёл целостность, — молвил он, глубоко вздохнув. — Стал настоящим.

Анасуримбор оставался таинственно безмолвным — и недвижимым.

Он обманывает тебя! Убаюкивает!

— Тебе бы стоило послушать, как мои братья-ишрои заливались по нашем возвращении соловьями! Мы обмануты! — вопили они — Обмануты! Мы все прокляты! Обречены на вечные муки! Инхорои говорили правду!

Смех, странный своей слабостью.

— Что за глупцы! Говорить правду — немыслимую, неприемлемую Истину — власти, любой власти, не говоря уж о власти короля нелюдей! О, как же разгневался Нильгиккас! Он потребовал, чтобы я — единственный, кто оставался безмолвным и таинственно-безучастным — объяснил их кощунство и эти святотатственные речи. Я тогда посмотрел на них — Мисариккаса и Ранидиля — и увидел в их глазах абсолютную убеждённость в том, что сейчас я непременно подтвержу их безумные речи, ибо в тот самый миг, когда мы взглянули в это Пламя — мы стали братьями, братьями, объединёнными связями, с которыми ни одна общность костей и крови не стояла и близко. Они смотрели на меня…нетерпеливые…встревоженные и растерянные…и тогда я повернулся к своему мудрому и благородному королю и сказал: «Убей их, ибо они поддались искушению, как поддался некогда Нин'джанджин…»

И вновь смех…на сей раз подчёркнуто фальшивый.

— И, тем самым, Истина была спасена.

Нечестивый сику опустил взгляд, моргая, словно вследствие какой-то магической дезориентации.

— Ибо, не сделай я этого, Нильгиккас убил бы и меня тоже.

А Маловеби почудилось, будто он куда-то уплывает, вдруг ощутив себя пузырём, дрейфующим в потоке холодного ужаса. Ибо он, наконец, понял, что такое Обратный Огонь…

На который столь завороженно взирал Анасуримбор.

Не смотри же туда, чёрт возьми!

— О чём бы я мог поведать ему? О том, что святой Срединный Путь — сплошной обман? Что все, кого ему пришлось потерять — его братья по оружию, его сын и дочери, его жена — все они вопят и визжат в Аду? Об этом?

— Узри! — вскричал нечестивый сику, глядя вверх и воздев руки в ужасе и неверии. — Узри, дунианин! Узри всю мерзость и безумие их преступлений — путь, которым боги разоблачают тебя! Ссасывают жир мучений с каждой твоей прожилки! Насилуют суть! Сцеживают твои вопли!

— Нет… — внезапно засмеялся он, во взгляде его сверкала одержимость. — Это нельзя объяснить. Ни Нильгиккасу, ни любому другому нелюдскому королю. Вот чего не учли Мисариккас с Ранидилем — про Обратный Огонь нельзя рассказать…

Кетъингира неотрывно воззрился на Анасуримбора своими чёрными очами.

— Его нужно увидеть .

— Скутула! — проревел экзальт-генерал в искрошённую глотку Оскала. — Я хочу говорить с тобой!

Царившая там темнота — чёрная, словно сажа — оставалась совершенно непроницаемой.

Рядом с ним стоял Апперенс Саккарис, но никого другого на изогнувшейся седлом колдовской гати не было на двадцать шагов в обе стороны. Более сотни айнонских рыцарей только что погибли, пытаясь прорваться в Ковчег сквозь Внутренние Врата — дымящиеся, обугленные останки воинов устилали каменный пол как перед разверстой дырой, так и внутри неё.

— Скутула! Поговори со мной, Чёрный Червь! Менее хладнокровный человек мог бы вздрогнуть при виде распахнувшихся во тьме огромных змеиных глаз — чёрные прорези зрачков, окружённых ирисами, переплетающимися подобно узору из золотых лезвий. Даже Саккарис сделал шаг назад, прежде чем сумел взять себя в руки. Анасуримбор Кайютас не двинулся с места, оставаясь, как и прежде, непроницаемым.

— Ктооо? — певуче произнёс враку с нарастающим рыком. Зловещее ярко-жёлтое свечение явило взору громадные клещи его челюстей и сотню саблеподобных очертаний зубов. — Кто верит, что убеждения и уговоры могут преуспеть там, где оказались бессильны колдовство и острая сталь?

Сверкающая добела своим раскалённым нутром усмешка, подобная открытой и вовсю полыхающей топке…

Смех, подобный шуршанию груды ворошащихся углей.

— Анасуримбор Кайютас! Принц Новой Империи! Экзальт-генерал Великой Ордалии!

— Ахххххх…тёзка Проклятого Драконоубийцы!

— Какой ошейник удерживает тебя, враку? Как ты оказался порабощённым?

— Ты хочешь уязвить меня свой дерзостью…

— Ты же просто домашняя зверушка — пёс, прикованный возле хозяйского порога!

— Я не в большей степени раб, нежели ты — Драконоубийца!

— Так и есть — я не мой тёзка, а ты не Скутула Чёрный, Великий Обсидиановый Червь!

Золотые глаза закрылись, а затем вновь распахнулись, сузившись от злобы, ненависти и подозрительности.

— Я буду смаковать твою плоть, человечишко. Хитрость придаёт мясу слад…

— Что стряслось с тем ужасным и великим враку, о котором говорится в легендах? — яростным криком перебил его Кайютас. — Скутула, о котором я слышал, попирал бы вершины гор, терзая сами Небеса! Кто этот самозванец, что прячется в барсучьей норе и щёлкает оттуда зубами?

Голос экзальт-генерала, отражаясь от парящих золотых плоскостей, на мгновение словно бы задерживался в воздухе, прежде чем раствориться в вездесущем вое Орды.

Глаза враку ещё сильнее сузились, став тонкими щёлками, изогнутыми, будто два сияющих лука. Удушенное клеткой зубов, ярко-жёлтое пламя пригасло, указывая на растущую крокодилью свирепость…