Ричард Бэккер - Нечестивый Консульт

Он стоял там — дунианин, захвативший и поправший всё когда-либо бывшее меж людьми. Он возвёл их так, как возводят храмы математики и зодчие — исчислив и уравновесив линии сил, суммировав нагрузки, сохранив и перенаправив их так, что все они сходились в итоге к одной-единственной опоре … Одному непостижимому разуму.

— И что же? — воскликнул Келлхус. — Вы позабыли, где находитесь? Забыли, что за проклятая земля ныне простёрлась у вас под ногами?

Ближайшие из лордов отпрянули от него, словно отвечая сигналу или намёку слишком тонкому, чтобы суметь его осознать. Прочие смешались.

— Стоит ли мне напомнить об этом? — прогремел Анасуримбор Келлхус. Его глаза полыхнули белым. Голос, искажённый и неразборчивый, вскрывающий чуждые грани постижения и смысла. Он взмахнул правой рукой по широкой дуге… Казалось, будто, сам воздух, щёлкнув, ударил их, кровавя носы, и вся восточная стена Умбиликуса вдруг исчезла, разлетевшись хлопьями пепла, выдутого из костра свирепым порывом ветра. Поток свежего воздуха омыл их, унося прочь какую-то часть их вони. Люди, сощурившись от хлынувшего на них серо-голубого света, уставились наружу.

Хмурое небо…

Трущобы палаток, огромной кривой стекающие по склону Окклюзии.

А вдали — парящие над вражьими укреплениями, словно над муравьиными кучами, Рога Голготтерата.

Безмолвные. Недвижимые. Два золотых кулака, вознесшихся выше гор и облаков. Покрытая снежно-белой изморосью овеществлённая ярость, извечно и всечасно готовящаяся сокрушить в пыль хребет самого Мира. Чудовищный Инку-Холойнас.

— Проклятье! — ревел Аспект-Император. — Угасание!

Как , подумал король Нерсей Пройас… Как могут быть настолько переплетены меж собою облегчение и ужас.

— Линии ваших предков, болтаясь, свешиваются с края Мира! Мы стоим на пороге Апокалипсиса!

Внимание Святого Аспект-Императора только что без остатка обращённое на собравшихся вокруг него лордов, внезапно словно бы распахнулось зияющей пастью, а затем сомкнулось безжалостными челюстями на фигуре экзальт-генерала.

— Пройас!

Он едва не выпрыгнул из собственной кожи.

— Д-да…Бог Людей.

Лорды Ордалии, избавленные от натиска своего возлюбленного Пророка, облегчённо расправили плечи, ибо ярость, источаемая его обликом, едва не сбивала их с ног. Пройас изо всех сил сопротивлялся внезапному побуждению повернуться…и удрать.

— Что случилось, Пройас? Что могло запятнать так много сердец?

Все те годы, что Пройасу довелось служить Аспект-Императору, он всегда поражался мощи его присутствия, удивляясь тому, что Келлхус, когда ему требовалось, словно бы разрастался, обнажая при этом каждый твой нерв, или, напротив, умалялся, становясь тебе не более чем попутчиком. Сейчас взгляд Аспект-Императора вцепился в него железными крючьями — нематериальными, но оттого не менее прочными. Его голос струился и переливался, наигрывая немыслимые ритмы на инструменте пройасова сердца.

— Я…я сделал так, как ты повелел.

Что-то необходимо есть.

— И что же?

Ты понимаешь меня, Пройас?

— Ты…ты сказал мне…

Келлхус нахмурился, будто бы от внезапно нахлынувшей боли.

— Пройас? Тебе нет нужды бояться меня. Пожалуйста…говори.

У него перехватило дыхание от охватившего его чувства горькой несправедливости. Как? Как могло всё разом обернуться против него?

— М-мясо. Оно иссякло, как ты и опасался… И тогда я приказал сделать то, что ты…ты назвал необходимым.

Взгляд его голубых глаз не столько пронзил экзальт-генерала, сколько обрушился на него.

— Что именно ты приказал сделать?

Пройас бросил взгляд на кружащийся рядом с ним карнавал лиц. Выражения некоторых были пустыми, у других же они уже предвосхищали готовые разразиться страсти.

— Приказал…приказал напасть на… — его нижняя губа дёрнулась и застыла, скованная спазмом. Экзальт-генерал судорожно сглотнул. — Приказал напасть на тех, кого в Даглиаш поразила та ужасная болезнь…

— Напасть на них? — рявкнул Келлхус. Для Пройаса это прозвучало дико и даже кошмарно, ибо он вдруг ощутил себя оказавшимся внутри какой-то всесокрушающей области, очерченной нечеловеческим постижением вопрошающего или, скорее, ведущего допрос Святого Аспект-Императора. Сколько раз? Сколько же раз ему доводилось наблюдать за тем, как Келлхус низводит гордых мужей, превращая их в существ заикающихся и бессильных, одним лишь подобным взглядом или тоном?

— Ты с-сказал мне…

Оставшись в полном одиночестве, он стоял, подолгу и часто моргая, будто выведенный на чистую воду и страшащийся неизбежного наказания ребёнок.

Ещё несколькими мгновениями ранее казавшийся безукоризненным, ныне облик Святого Аспект-Императора выдавал все тяготы, обрушившиеся на него за время его отсутствия. Оборванные пряди, выбивающиеся из заплетённой и аккуратно уложенной бороды. Чёрные полумесяцы, залегшие под глазами. Обожжённые по краям рукава.

— Что я сказал тебе?

— Ты сказал мне…сказал…накормить их.

Такое невероятное, переворачивающее весь его мир предательство…тщательно и скрупулёзно подготовленное, настолько выверенное, что Части внутри него взроптали и в ужасе отпрянули прочь — все до единой, не считая убеждённости, что именно и только он сам и был здесь обманщиком.

— Накормить? Пройас…Что же ещё ты мог сделать?

— Н-н-нет. Накормить их…ими же.

До этого мига Келлхус обращался к нему с видом и манерами отца, имеющего дело с собственным младшим сыном — самым докучливым из всех, но и самым любимым. Но теперь исходящее от него ощущение всепрощающей мольбы исчезло, сперва сменившись хмурым замешательством, потом возмущённым пониманием и, наконец, окончательным…Приговором.

Осознание бессмысленности всего происходящего пронзило Пройаса от макушки до пяток. Всё это лишь фарс. Актёрская игра. Он едва не захихикал, закатывая глаза и жестикулируя …

Безумие…Всё это…С самого начала.

— Я накормил их! Как ты и велел!

Ему хотелось кататься по земле или пройтись колесом.

— Тебе кажется, что всё это, — отблеск чего-то чуждого и нечеловеческого в его взгляде, — забавно, Пройас?

Лорды Ордалии возмущённо зашумели. Место было уже подготовлено, и они едва не попадали друг на друга, спеша поскорее занять его. Пройас зарыдал бы, если бы теперь вообще мог выдавить из себя слёзы. Но сама эта способность оказалась ныне отнятой у него, и посему он улыбнулся фальшивой, дурашливой улыбкой, как делают это гонимые дети, дразнящие своих преследователей ради того, чтобы ещё сильнее раззадорить их. Улыбнулся, адресуя эту гримасу органам вокруг своего сердца и воззрился на своих братьев, прославленных Уверовавших королей Среднего Севера и Трёх Морей.