Стивен Кинг - Тьма, – и больше ничего

– Уилф, – начал мистер Стоппенхаузер, – прошло слишком мало времени, чтобы ты пережил случившееся с твоей женой – я про ее внезапный отъезд. Ты уж извини, что я коснулся столь болезненной темы, но мне кажется, это правильно, поскольку кабинет банкира в чем-то сравним с исповедальней священника. И я собираюсь поговорить с тобой, как голландский дядюшка [15] To talk like a Dutch uncle – говорить, как голландский дядюшка (англ.), то есть учить уму-разуму. . И это логично, ведь мои родители прибыли оттуда.

Однажды я эту шутку слышал – и скорее всего ее слышали едва ли не все посетители этого кабинета – и почтительно улыбнулся, как бы признавая за ним право на иронию и поучение.

– Одолжит тебе «Хоум бэнк энд траст» тридцать пять долларов? Безусловно. Я бы одолжил их сам, достав из собственного бумажника, да только обычно ношу с собой сумму, необходимую на ленч в «Превосходном ресторане» да на чистку обуви. Деньги – постоянное искушение, даже для такого хитрого, умудренного жизненным опытом парня, как я, а кроме того, бизнес превыше всего. Но! – Он назидательно поднял палец. – Тебе не нужны тридцать пять долларов.

– Увы, нужны. – Я задался вопросом: а знает ли он, зачем именно? Он действительно был хитрым, умудренным жизненным опытом парнем. Но таким же был и Харлан Коттери, а тот, как выяснилось, дал маху.

– Нет, не нужны. Тебе нужны семьсот пятьдесят долларов, вот что тебе нужно, и ты можешь получить их сегодня. Или положи их на счет, или выйди с ними на улицу, мне все равно. Ты оплатил закладную за свой дом три года назад. Дом целиком и полностью принадлежит тебе. Так что нет абсолютно никакой причины не подписать еще одну закладную. Это делается постоянно, мой мальчик, причем нашими лучшими людьми. Ты бы удивился, узнав, какие бумаги лежат в нашем сейфе. От лучших людей. Да, сэр.

– Премного вам благодарен, мистер Стоппенхаузер, но я так не думаю. Эта закладная серым облаком висела над моей головой, пока я по ней не расплатился, и…

– Уилф, так об этом же и речь! – Палец вновь поднялся. На этот раз закачался из стороны в сторону, словно маятник «Регулятора». – Именно об этом! Люди, которые берут деньги под закладную, думают, будто вышли под ясное солнышко, а заканчивают тем, что не выполняют своих обязательств и лишаются ценной собственности. А такие, как ты, для кого закладная – тачка с камнями, которую надо везти и везти, всегда расплачиваются по долгам. Или ты хочешь мне сказать, что в ферму не надо вкладывать деньги? Не надо чинить крышу? Не надо подкупить домашней скотины? – Он с озорным видом взглянул на меня. – Может, даже провести в дом водопровод, как сделал твой сосед? Все это окупается, знаешь ли. После разных улучшений ферма подорожает на сумму, значительно превышающую закладную, Уилф! Вложенные деньги окупятся многократно!

Я обдумал его слова.

– Искушение велико, сэр. Не буду лгать насчет этого…

– И не надо. Кабинет банкира, исповедальня священника – разница невелика. Лучшие люди округа сидели в этом кресле, Уилф. Самые лучшие.

– Но я пришел лишь за краткосрочной ссудой, которую вы – и за это вам огромное спасибо – одобрили. А это ваше неожиданное предложение… Над ним нужно подумать. – Новая мысль пришла в голову и сразу мне понравилась. – Я должен поговорить об этом с моим мальчиком, Генри – Хэнком, как ему теперь нравится себя называть. Он уже в таком возрасте, когда с ним следует советоваться, ведь все мое со временем будет принадлежать ему.

– Понимаю, очень даже понимаю. Но, подписав закладную, ты поступишь правильно, поверь мне. – Стоппенхаузер поднялся и протянул руку. Я ее пожал. – Ты пришел сюда, чтобы купить рыбку, Уилф. Я предлагаю тебе приобрести удочку. Гораздо лучшая сделка.

– Спасибо вам, – ответил я, а уходя из банка, подумал: Я переговорю об этом с сыном. Хорошая мне пришла в голову мысль. Теплая мысль, согревшая сердце, которое зябло не один месяц.

Разум так странно устроен, правда? Сосредоточившись на предложении мистера Стоппенхаузера, я почти не обратил внимания на то, что грузовик, на котором я приехал, заменен легковушкой, на которой Генри уезжал в школу. Не представляю, как отреагировал бы, даже если бы голову занимали менее важные проблемы. Оба автомобиля я знал как свои пять пальцев. Оба принадлежали мне. До меня дошло, что машина другая, лишь когда я сунулся в кабину, чтобы взять заводную ручку, и увидел прижатый камнем сложенный лист бумаги, лежавший на водительском сиденье.

Я на какие-то мгновения застыл, заглядывая в кабину легковушки, одной рукой опираясь о борт, а вторую сунув под сиденье, где мы держали заводную ручку. Наверное, я знал, почему Генри удрал из школы и поменял автомобили, даже до того, как вытащил листок из-под импровизированного пресс- папье. Для дальней поездки грузовик надежнее. Скажем, для поездки в Омаху.

Папка!

Я должен взять грузовик. Полагаю, ты догадался, куда я еду. Оставь меня в покое. Я знаю, ты можешь послать шерифа Джонса, чтобы он привез меня домой, но я расскажу все, если ты это сделаешь. Ты, возможно, думаешь, что я изменю свое мнение, потому что я «всего лишь ребенок», НО Я НЕ ИЗМЕНЮ. Без Шен мне на все наплевать. Я люблю тебя, папка, пусть даже и не знаю почему, раз уж все, что мы сделали, приносит мне несчастье.

Твой любящий сын

Генри Хэнк Джеймс.

Домой я ехал как в забытьи. Думаю, кто-то махал мне рукой… кажется, даже Салли Коттери, которая стояла в придорожном овощном киоске Коттери, и, наверное, я помахал в ответ, но точно не помню. Впервые после того, как шериф Джонс заявился на ферму, задавая свои веселые, не требующие ответа вопросы и разглядывая все холодными, ничего не упускающими глазами, электрический стул представился мне реальной перспективой, настолько реальной, что я буквально чувствовал, как кожаные ремни затягиваются на моих запястьях и лодыжках.

Я знал, что Генри поймают, независимо от того, обращусь я к шерифу или нет. Мне это казалось неизбежным. Денег у него не было, даже жалких центов, чтобы заправить бак, так что он не доехал бы и до Элкхорна, а потом ему пришлось бы идти пешком. А если бы ему удалось украсть горючку, его поймали бы на подходе к тому месту, где теперь жила Шеннон. (Генри предполагал, что она там как заключенная, ему и в голову не приходило, что она может быть гостьей.) Конечно же, Харлан сообщил тамошней начальнице – сестре Камилле – приметы Генри. Даже если он и не рассматривал возможности того, что разъяренный лебедь появится там, где поселили его возлюбленную, сестра Камилла об этом думала. По роду своей деятельности ей, конечно, доводилось сталкиваться с разъяренными лебедями.

Я надеялся только на одно: попав в полицию, Генри будет хранить молчание достаточно долго, чтобы сообразить – причиной его задержания стали собственные глупые романтические идеи, а не мое вмешательство. Надеяться, что подросток поведет себя здраво – все равно что поставить на скачках на заведомого аутсайдера и уйти с ипподрома с выигрышем, но что еще мне оставалось?