Татьяна Корсакова - Сердце ночи

А в Сосновом за порядком присматривал Артемий. Создал парнишка добровольную дружину, которая каждую ночь патрулировала поселок. Свой так и недописанный роман он забросил и с тем, что Настасья больше не желает его видеть, смирился. Да только Степан знал правду – не смирился. Хоть и казался мягким, что глина, хоть и принял безропотно волю любимой, но все равно продолжал надеяться. А в душе наверняка мечтал стать героем не хуже того, про которого сочинял свою книжку. Каждый из них словно вел войну, и у каждого война эта была своя…

…Этот след был не такой, как остальные. Степан почувствовал это сразу, стоило только спешиться, коснуться рукой припорошенной первым снегом земли. Ошибся, не один след, а сразу два. Женщина и мелкий зверь. Если бы дело происходило не в лесу, решил бы, что кошка. Но откуда ж в тайге взяться кошке?

А женщине откуда, когда все в округе живут в страхе и даже за ворота выходят нынче лишь по крайней нужде?

– Что? – спросил Дмитрий. Он тоже спешился, встал рядом со Степаном.

А Степан уже чуял неладное. Резал кожу потайной ключ, рвался на волю. Лес вдруг затаился, притих. А тревога делалась все сильнее, и Степан взлетел в седло. Хоть бы не опоздать!

По лесу их с Дмитрием кони мчались ноздря в ноздрю, нетерпеливо всхрапывали. А Степан втягивал носом холодный воздух, принюхивался, как гончая, всматривался в переплетение серебряных и черных нитей, искал след. И нашел…

Девчонка с медно-рыжими волосами металась по лесной полянке, точно пламя. И у ног ее металась кошка. Даже Дмитрий, который не видел всего того, что видел Степан, понял, что и девчонка, и кошка попали в беду, соскочил с коня, сдернул с плеча ружье.

Дмитрий видел птиц. Крылатые твари сбились над полянкой в черный клин и по очереди падали вниз, атаковали. Пока еще по очереди. Пока еще рыжей девчонке и кошке чудом удавалось отбить нападение. Но птицы были не единственными. Степан заметил врага пострашнее. Безвременники заходили с четырех сторон, брали девчонку в кольцо. Никогда раньше они не пересекали границу, что отделяла болото от леса. С того, самого первого раза, Степан видел безвременника лишь однажды. Вот как раз на границе.

И девчонка их видела! Вот ведь диво! Сучковатой палкой отбивалась одновременно и от воронья, и от тварей. Кошка тоже отбивалась, сшибла одну из ворон, свернула шею и уже примерялась к следующей.

– Стреляй по птицам! – крикнул Степан, прорываясь через кольцо из безвременников. – Да девку не порань! – И тут же бросил девчонке: – Не бойся, милая, отобьемся!

Она замерла на мгновение, глянула на него зелеными глазищами, а потом ткнула палкой безвременника в лоб. Эх, дуреха, безвременника палкой не возьмешь.

– Я и не боюсь! – фыркнула совершенно по-кошачьи и снова завертелась по полянке волчком.

Она вертелась, Дмитрий с кошкой разбирались с птицами, а Степан убивал безвременников. Одного за другим. И казалось, что конца и края не будет всем этим тварям, что не устоять перед темной безумной волной, как вдруг вокруг сделалась такая тишина, что зазвенело в ушах. Просыпались трухой безвременники, улетела Погоня. По своей воле улетела или Вран отозвал?

А девчонка, которая еще секунду назад крутилась по полянке волчком, сейчас ничком лежала на снегу, марая этот снег алым. И кошка ее шипела, не подпускала к хозяйке ни живых, ни мертвых. Да только Дмитрий на кошачье шипение не обратил ни малейшего внимания, упал на колени перед девчонкой, рванул за полы хлипкого беличьего полушубочка с такой силой, что посыпались на снег костяные пуговицы.

– Ну что ты? Что ты? – бормотал себе под нос, осматривая и ощупывая, откидывая рыжие кудри с окровавленного лица.

Степан уже и сам видел, что девчонке досталось. И вот эта глубокая рана через всю щеку зарастет длинным шрамом, и не быть больше девочке красавицей. Это хорошо, если нету ран пострашнее, потому что крови много, слишком много, потому что полушубочек-то не беличий, как подумалось сначала, а из заячьего меха, а рыжий от того, что весь в крови.

«Не спасем», – мелькнула в голове поганая мыслишка. Птицы Погони не простые, и раны их клювы оставляют особые. Кровят эти раны, без конца кровят. А как же человеку без крови?..

Уже не шипела, в голос выла кошка, когда Дмитрий подхватил девочку на руки. Да только они все равно не успеют, не довезут до больницы. До больницы не довезут, а до ведьмы?.. Тут как раз и недалече!

– За мной! – велел Степан и рванул прямо через подлесок, своим телом прокладывая для Дмитрия прямой путь.

Так они и бежали: впереди Степан, следом Дмитрий с девочкой, а последней кошка. Она больше не выла, понимала животинка, что хозяйке ее они зла не желают.

И ведьмин домик появился, словно из-под земли, не пришлось искать.

– Снова ты, пограничник? – старуха стояла в дверях, и филин ее недобро зыркал желтыми глазищами. – Кого на сей раз спасать?

Она уже и сама видела, кого. Девочку Дмитрий по-прежнему держал на руках, боялся опустить на землю, и рыжие кудри ее мели белый снег.

– В дом! – велела старуха и растворилась в темноте. Они и не заметили, как стемнело. – И ты, хвостатая, заходи! – послышалось из недр избушки. – Не обижу я твою хозяйку!

Степан тоже вошел, хоть его и не звали. Внутри было жарко, пахло свечным воском и травами.

– На стол клади, – командовала старуха. – И одежу с нее снимай! Мне раны нужно видеть! А ты, пограничник, – она через плечо глянула на Степана, – не боись. Твою силу я сегодня брать не стану. Такой, как она, иная сила нужна!

Бормоча, она тащила с девчонки ботиночки, не желала дожидаться, пока Дмитрий управится с полушубком и другими одежками, ощупывала ноги, подслеповато щурясь, разглядывала окровавленные запястья, а потом с удивительным проворством метнулась к печи, швырнула в кипящий котелок пригоршню каких-то трав.

– Откуда ж ты взялась-то такая? – вернулась с котелком к девчонке, сдернула со своей головы черный плат, окунула в отвар и, не дожидаясь, пока остынет, принялась стирать кровь. – А впрочем, хорошо, что такая. Другой бы ни за что не выжить, а ты крепкая. Слышишь, мальчик? – она бросила взгляд на Дмитрия. – Будет жить твоя девка. Да только былую красоту я ей не верну. Тут уж нужно выбирать: или в гробу красивой лежать, или уродиной жить.

– Она не уродина, – прорычал Дмитрий сквозь стиснутые зубы, и кошка зашипела, с ним соглашаясь. И даже филин заухал одобрительно. А старуха осклабилась в ухмылке, сказала:

– Ну, коль уж у нее такие защитнички, так шрамы ей помехой не станут. Верно я говорю, мальчик?

– Вы главное ее спасите, бабушка. – Дмитрий, тот самый Дмитрий, что верил в науку и немножко в чудеса, сейчас вдруг доверился безграмотной старухе. Впрочем, Степан тоже когда-то доверился…