Эдвард Ли - Минотавра

Писатель свирепо посмотрел на неё.

— Зачем тебе это нужно?

— Просто хочу знать, отличается ли на вкус писательская молофья от обычной.

Ужас какой... Но все же он обдумал её предложение на мгновение. В конце концов, наибольшее творческое влияние на Стивена Крейна оказала проститутка, когда он писал "Красный знак мужества" и "Открытую лодку". Писатель не мог отрицать своей аристократичности, утонченности, рожденной эрудиции.

— Это хорошее предложение, Нэнси, но мне придется отказаться. Вы должны понимать: воздержание имеет решающее значение для эстетически творческих людей.

Она была живой деревенской Венерой, стоящей в его дверях.

— Ну так что ты решил? Дашь соснуть? — Не унималась девушка.

"Боже Небесный, пожалуйста, уйди! Твое тело убивает меня!" — Подумал он и сказал:

— Правда, Нэнси, я бы с удовольствием. Ты очень красивая молодая женщина, но...

Ее улыбка стала как у чеширского кота, показывая идеально ровные зубы, большую редкость в этих местах.

— О, забыла! У меня красивая шмонька, все парни так говорят. Хочешь посмотреть?

— Нэнси, не стоит...

Но она уже задрала джинсовую юбку одной рукой, а второй развела половые губы в стороны. Писатель опустил глаза.

Ему захотелось расплакаться. Её промежность выглядела идеальным пирожочком с завитком розовой ириски сверху.

— Я могу с уверенностью сказать, Нэнси, что ваше влагалище должно быть представлено в Лувре. Тем не менее, я ужасно занят сейчас. Возможно, в другой раз.

Ее натиск ослаб.

— Ладно. Но ты хотя бы подпишешь мою сиську, на это у тебя есть время? Она достала фломастер из заднего кармана юбки и задрала футболку.

Писатель уставился на её грудь.

Грудь на вид была смазливо-упругой и полной жизненной силы молодости... и украшена татуировками. На правой груди был набит смайлик с чёрной кривой дугой рта, двумя глазами, и вместо носа торчал большой розовый сосок, в то время как на левой был изображён большой орёл и надпись под грудью "Свободная пташка".

Писатель мог застонать." Сколько ты ещё собираешься меня изводить?"- Подумал он.

— Под какой?- Спросил он.

— Под смайликом!

Он приподнял грудь одной рукой, а второй расписался, как она того и хотела.

— Я не могу дождаться, чтобы показать своим друзьям! — Завизжала она.

— Здорово...

Она прильнула к писателю и подарила ему большой влажный поцелуй, запустив свой язык ему в рот. Боже... Она только что облизала мои губы тем же языком, которым лизала невыразимо грязные, деревенские члены...

— Возвращайся к своей работе! — Весело сказала она.

— Да, да, благодарю вас. Всего хорошего...

— Спокойной ночи... красавчик.

Писатель закрыл и запер дверь, прислонившись к ней в изнеможении своего гнева. Наверняка какой-нибудь сельский полудурок кончит ей на грудь и на мою подпись сегодня ночью, подумал он... Взволнованный, он вернулся к столу, закурил сигарету и уставился на страницу в Ремингтоне.

««—»»

Несколько часов спустя он все еще смотрел на пустую страницу в печатной машинке. Теперь она выглядит так:

МУСОР БЕЛОЙ ГОТИКИ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Раздался стук в стену.

"Опять ни единой мысли! — Он кричал на самого себя. — Это она во всем виновата!" — Искал он оправдания.

Пепельница превратилась в пирамиду из окурков. Сквозь стены он слышал приглушенные и искаженные звуки: скрип пружин, хихиканье, быстрые шаги и хлопанье дверей. Бордель, упрекнул он себя. Я пытаюсь написать самый важный американский роман двадцатого века в борделе... Он верил в мрачную реальность этого места и то, что местные люди будут освещать его самые глубокие творческие видения, чтобы наполнить каждую страницу человеческой правдой, но...

Просто еще одна субъективная пустыня, недостойная художественной интерпретации. Или, возможно, он был слишком строг к себе. К тому же, это всего лишь была его первая ночь на новом месте.

Ему нужно было преобразовать свой дневной опыт в гений фильма Бергмана с идеями Романа Стейнбека и образами поэм Стивенса.

Ему было нужно... нечто...

Он открыл грязное окно чтобы вдохнуть немного свежего воздуха, на него взглянула пустынная ночь. Полнолуние зависло над свалкой. Он без малейшего желания посмотрел на часы.

Была полночь.

Где-то на улице завыл волк.

Писатель вздохнул. "Мне нужно выпить," — подумал он. Затем он выключил свет и вышел из комнаты.

Дикки остановился у входной двери Перекрестка. Он посмотрел на Луну и мог поклясться, что слышал волчий вой. "Надеюсь, здесь нет волков..." — Подумал он.

Внутри шумный прокуренный бар был набит бывшими заключенными, проститутками, метамфетаминовыми наркоманами, алкашами и разными деревенщинами. Дикки чувствовал себя как дома. Когда он почесал нос, он нечаянно принюхался и чуть не блеванул. Черт! Дикки забыл помыть руки после того, как притащил последние чистые тряпки обратно в массажный салон. Благоухание старой спермы и экскрементов, казалось, въелись в его ладони. Он прошел через зал в уборную вымыть руки. "Наверное, зря потрачу время. Боллз, скорей всего, набрехал мне, когда сказал, что даст деньги на новую коробку, " — размышлял он. На стене была надпись: "Берегись! Толстолоб идёт за тобой!" Дикки не верил в деревенские байки. Рядом кто-то, по всей видимости, недавно приписал: "ЭМЕРДЖЕНТНАЯ эволюция природы развивается, поднимая уровни пространства и времени через материю, конечный результат которой равен Богу."

Дикки прочитал послание, как смог, у него заболела голова, и он вышел из туалета.

Дорин, одна из проституток, работающих в баре, пыталась заманивать потенциальных клиентов. Она наклонилась очень низко, чтобы сделать фотографии с посетителями, позволив своей груди свиснуть, чтобы любой, кто посмотрел бы, мог видеть ее, но никто никогда не смотрел. Бедная глупая девчонка просто не понимает, подумал Дикки. Ее грудь болталась, как два белых набитых носка, с коровьими сосками в конце каждого. Другая проститутка, Кора Неллер, была высушенная от мета и от алкоголя, который она выпивала, чтобы снять ломку, когда у нее не было наркотика. Ее ноги были похожи на обтянутые кожей арматуры, торчащие из обрезанных джинсов. Когда она садилась и скрещивала ноги, посетители часто стонали, потому что внутри ее шорт было так много зазора, что ее влагалище можно было полностью рассмотреть: вялые растянутые губы, окружающие страшную черную дыру, разинутую, как столетний рот старика.

— Эй, Кора! — Кто-то крикнул. — Не подходи слишком близко к бильярдному столу. Неохота опять искать кий в твоей дыре! — Весь бар разразился смехом; Дорин смеялась так сильно, что ее зубные протезы выпали и упали в стакан с выпивкой.

— К черту вас, педиков! — Крикнула Кора в ответ. — Вы все сраные жертвы инцестов!