Игорь Бер - Запертые двери [СИ]

— Что за чертовщина здесь происходит? — пожелала знать Сьюзен Робертс посмотрев на Тима.

— Сам не знаю, — покачал головой он в ответ, продолжая смотреть на исцеленные раны Уолтера. Насколько глубокими они были, он не знал, но количество крови говорило само за себя.

— Тогда откуда ты знал, что ей не вырваться из номера, стоит только захлопнуть перед ней дверь?

— Я… просто предположил.

Сьюзен недоверчиво поглядела на парня, с которым она чуть было не изменила Уолтеру и замолчала, понимая, что данный разговор окончен.

Тим встал с колен, чувствуя легкую тошноту и головокружение, как после нескольких бутылок пива.

— Побудь с ним, а я пока попытаюсь докричаться до остальных.

Уолтер замотал головой и что-то нечленораздельно промычал, словно человек, которому снился дурной сон. Сьюзен погладила его лоб, затем поцеловала в губы и тоже встала.

— Похоже, с ним все будет в порядке. Ему нужен только покой. Я лучше тебе помогу.

Тим кивнул и подошел к 207-му номеру.

— Как ты здесь оказалась?

Отойдя от двери, Мэри осторожно подошла к постели, где лежали ее джинсы и свитер с высоким воротником, при этом огибая свою мать, пытаясь сохранить «безопасную» дистанцию.

— Я сбежала из больницы, — с грустной улыбкой на лице ответила ей мать. — До сих пор удивляюсь, как мне это удалось. Похоже, они решили, что такому потерянному человеку как твоя мать, ничего подобного в голову не взбредет. Они все считали меня сумасшедшей. Возможно, они и были недалеки от истины. Ну а потом, все решало время. Сначала был долгий путь на северо-восток. От матушки-настоятельницы я узнала, что ты сбежала из общины, также как и я из этого клоповника, в котором прожила все эти годы. Также как и ты, я сбежала, не оставив даже записки и надеялась, что они не начнут мои поиски.

Мэри быстро натянула джинсы. Не отводя взгляда от матери. Непонятно откуда взявшийся холод, начал медленно убираться восвояси и с волос Мэри вновь начало капать. Она слушала свою сорокалетнюю мать, которая выглядела как великовозрастная старуха и понимала, что та недоговаривает чего-то или же в ее словах нет и вовсе правды. И это понимание наполняло ее душу неприязнью к этой немощной женщине. Никаких теплых чувств к ней она испытывала.

— После твоего побега, матушка обратилась в полицию и те от своих массачусетских коллег узнали, что ты стала студенткой бостонского университета и матушка решила, что больше не нуждаешься в ее помощи. Она мне сообщила твой адрес, так как считала, что нам стоило о многом поговорить. Доехав до Бостона, куда меня довезли добрые люди, я узнала от твоей подруги Бренды, что ты с друзьями уехала в…

— Барбара.

— Что, дорогая?

— Ее зовут Барбара, а не Бренда. И она мне не подруга.

Мать кивнула ей в ответ и продолжила:

— Ты уехала со своими друзьями в Колорадо и я вновь пустилась за тобой вдогонку.

«Пустилась вдогонку». От этих слов Мэри даже содрогнулась. Она даже представила себя бегущей по коридору, а за ее спиной скрипят колеса инвалидной коляски и слышен дикий смех ее матери.

— Я доехала до Колорадо-Спрингс на автобусе с очень милыми людьми, которые ехали на некий концерт под названием толь «Господь бережет свою паству» толи «Бог помнит каждого по имени». Они дали мне с собой немного еды и денег. Благодаря ним я и добралась до этого городка. Так как здесь был только один отель, я тебя быстро нашла.

— И тебе так все и выложили? Назвали мой номер, дали ключи и даже помогли подняться на второй этаж?

В побелевших водянистых глазах мелькнула обида и морщинистые уголки губ ее матери опали. Но все это Мэри смогла уловить лишь в течение одной секунды, когда за ее спиной засияли разряды молний.

— Нет, дорогая. Когда я въехала на своей коляске в вестибюль отеля, там никого не было. Я посмотрела в журнал и нашла в нем твое имя. Ты не представляешь, как я обрадовалась. Под столиком диспетчера, я нашла универсальный ключ и с ним уже поднялась вверх на лифте.

— И ты думаешь, я во все это поверю?!

Ее мать замолчала, сунула руку за спину и достала оттуда смятый в комок платок. Вытерев дрожащей рукой мокрые глаза, а затем опустила ее чуть ниже и вытерла слюнявый рот.

— Я не жду от тебя прощения, так как понимаю, что я его не заслуживаю. Но одного я прошу у тебя — не относись ко мне предвзято во всем. Я не хочу, чтобы ты считала меня посторонним человеком, от которого стоит ожидать только лжи и предательства. Я искренне пытаюсь найти к тебе подход, достучатся до тебя, попытаться наладить с тобой отношения и прекрасно понимаю, что ты не можешь и не должна, простить меня тут и сейчас. Но я готова ждать столько сколько ты посчитаешь нужным. — Мэри захотелось прокричать, чтобы она перестала говорить, ей не хотелось больше слушать речей раскаянья Инесс Рирдон. Боялась, что этими словами она проникнется к матери и не сможет не зарыдать, а заодно и простить. Но она так ничего и не произнесла, в то время как ее мать продолжала: — Все эти восемь лет бессонных ночей я думала о тебе и молила Бога, чтобы он дал тебе силы простить тебя. Не сейчас, а хотя бы на моем смертном одре, так как боялась умереть с этим тяжелым камнем на душе. Пусть обо мне забудут на второй же день, но только чтобы не умирать непрошённой. И я писала тебе в надежде, что один раз ты мне ответишь. Но, к сожалению, ответного письма я так и не дождалась.

— Я ничего не получала, — услышала собственный голос Мэри, хотя и не подозревал, что хотела сказать эти слова. Она тут же осадила себя в уме за это вранье, ведь матушка-настоятельница могла сказать ей совсем об обратном. Но Инесс Рирдон только кивнула в ответ, глядя на залитое дождем окно.

— Я была плохой матерью, возможно даже самой плохой на свете.

«Нет!» — захотелось прокричать Мэри. — «Ты была не самой плохой матерью. Всему виной был Тадеус Гришам. Он! И только он!»

— Моя эгоистичность погубила твое детство, милая. А ведь детство должно быть самым счастливым мгновением жизни. А я тебя лишила его. Прости меня за это! — Голос Инесс заскрежетал и повысился на несколько октав. Затем последовали всхлипы. — Я знаю, о чем ты думаешь — что осознания моей неправоты пришло ко мне лишь когда я лишилась ног. И ты будешь права. Осознание — да, но любовь…любовь к тебе всегда была в моем сердце. Ты можешь не верить мне, но это так. Я всегда любила и буду любить тебя. И пусть делают со мной все что угодно, но я никогда больше не отрекусь от тебя. И если ты даже сейчас проклянешь меня, то я пойму и не обижусь, ведь я не тот человек, которому следовала в подобной ситуации обижаться. — Повернув лицо к Мэри, полное горя и раскаянья, она продолжала улыбаться ей.

Не в силах больше стоять бесчувственной статуей, Мэри разрыдалась и подбежала к матери, упав на колени и обняв ее костлявые ноги.