Михаил Сельдемешев - Ловцы желаний

Последним, уже ближе к вечеру, вернулся отряд Змеелова. Сам он стоял возле колодца, оголив торс и поливая на себя воду из ведра.

— Нашли что-нибудь? — спросил я его, приблизившись.

— Да какой там! Мотались в этом пекле, как идиоты, а я с самого начала знал, что это все — дерьмовая затея, — высказался Змеелов. — Лехью сейчас либо объезжает одну из местных «лошадок» в каком-нибудь сарае, либо покупает билеты на пароход, чтобы уплыть к какой-нибудь своей цветочнице или молочнице, — он припал к ведру губами и начал жадно пить.

Через некоторое время, бросив ведро и упершись о край колодца рукой, Змеелов ехидно оскалился и произнес:

— Что же он тебе-то ничего не сказал, а? Или, может, все-таки шепнул по старой дружбе, куда ноги навострил? Я почему-то думаю, что ты в курсе…

— Пусть думают те, у кого есть чем, Змеелов, — сказал я. — А ты лучше найди себе занятие попроще.

— Ты, я смотрю, решил поделиться со мной мозгами, дерьмо ослиное! — Змеелов сначала искоса метнул взгляд на лежащую на песке вместе с одеждой кобуру, затем в два счета выхватил из сапога нож. — Ну что, умник, давай посмотрим: качественные у тебя мозги или нет. А то, может, они уже подтухли на такой жаре? — он зло рассмеялся.

Я достал из кобуры револьвер, навел его на Змеелова и взвел курок:

— Сначала давай проверим — достаточно ли в тебе места, чтобы все поместилось, Змеелов.

— Опусти ствол, кретин! — он отступил назад. — Не хочешь говорить — дело твое. Думаешь, мне очень интересно? Да плевал я на Лехью и его баб…

— Я не хочу, чтобы ты впредь упоминал его имя, Змеелов. Договорились? — я качнул стволом револьвера.

Он едва заметно кивнул, сжав зубы. Я убрал оружие, развернулся и пошел прочь…

Много позже, уже когда моя служба в Легионе была окончена, я часто видел во сне по-детски озорное лицо Лехью. Он рассказывал мне какие-то чрезвычайно забавные случаи то ли из жизни, то ли придуманные им самим, от которых меня одолевали приступы смеха. В такие моменты я обычно просыпался, мгновенно ощутив горечь и отчаяние…

— А теперь вспомни кое-что забытое, — хриплый стон у стены вернул меня в камеру Зеленых Камней. Хотя я все еще был бывшим легионером.

— Извлечем из глубин твоей памяти то, что не имело права быть преданным забвению, — продолжал Медлес. — Самое важное, во что тебе надо было уверовать, это в гибель Лехью во время той перестрелки у озера, верно?

Я кивнул, и он продолжил:

— А как же иначе? Это ведь и есть та завеса, что скрывала нашу маленькую истину. Но завеса эта сейчас спадет, словно паранджа с тех восточных красавиц, и для этого я сначала помогу вспомнить то, что видели твои глаза, а память помогла утаить. Вспомни тот день. Вот — наш друг… Нет — наш лучший друг Лехью замер у ветвей кустарника. Вот мы видим страшных и грозных сарацинов, неистово пришпоривающих коней, чтобы нагнать и растерзать легионера, повинного в гибели соплеменников. Так?

Я опять кивнул.

— А вот и заблуждение, — простонал Медлес. — То были не всадники. Но кто? Кто? Это были женщины, наготой которых вы еще недавно любовались, позабыв про всякую осторожность. Женщины испугались выстрелов и спешно покидали оазис, оседлав верблюдов. Их тоже гнал страх, как и тебя, но они ничего не бросили. Они не позабыли ничего, хотя им тоже было страшно!

Медлес какое-то время помолчал, затем продолжил:

— И прежде чем обезумевший от страха легионер бросился прочь, его взгляд успел ухватить еще кое-что. В общем-то, конечно, мелочь по сравнению с драгоценной жизнью, которую надо было немедленно спасать, но все-таки маленький штришок к общей картине: кулак Лехью внезапно сжался, захватив горсть песка! Но напуганному легионеру некогда было думать обо всем этом — ведь приближались всадники на конях! Неважно, что на самом деле это удалялись безобидные женщины на верблюдах. И ноги сами понесли его прочь.

Я вдруг вспомнил, что действительно заметил это движение Лехью, и меня бросило в жар. «Как я мог забыть? Ведь я бы не бросил его, зная, что он еще жив…»

— Ты уверен, бесстрашный легионер? — прервал мои размышления Медлес. — Ты что, потащил бы его на себе? Или, быть может, сделал бы ему перевязку, поделился водой из своей фляжки? А как же свирепые всадники?

— Но ведь не было никаких всадников! — вскричал я.

— Да нет, всадники все же были. Но гораздо позже, — отозвался Медлес хриплым стоном. — И это другая половина истины, которую ты на самом деле не знал. Но от того она не перестала быть истиной, и пришел черед открыть ее тебе.

— Итак, прошло больше двух часов, как напуганные женщины на верблюдах покинули оазис. Тогда и появились долгожданные всадники. Они на самом деле были очень свирепы. И уж конечно они не стали добрее, когда наткнулись на тела троих своих собратьев по оружию. Ведь это были их лучшие воины. А неподалеку лежал вражеский легионер, который, о, слава Аллаху, был еще жив! Лехью дали воды и остановили кровотечение — он должен был еще пожить. Ну, как же — трое лучших сложили свои головы. Беловолосый пес просто обязан еще пожить!

— Хватит, замолчи! — я обхватил голову руками.

— Если даже я замолчу — это ничего не изменит, — сказал Медлес. — Истина уже разбужена и заполняет тебя изнутри. Смирись и прими ее — ведь ты легионер, человек, сделанный из железа.

Лехью сидел в полумраке тесной комнаты, освещаемой лишь пламенем очага. Сидел он за столом, на грубо сколоченной скамье. Ноги его были туго смотаны ремнями, а кисти рук притянуты к поверхности стола веревочными петлями. Помимо Лехью в этой тесной комнате находились еще трое. Это были сарацины, злейшие враги Легиона. Один из них общался с Лехью на ломаном французском. Лехью, правда, теперь слышал чуть хуже, чем ранее. Почему? Да потому, что оба его уха были отрезаны. Но уши — не единственное, чего он лишился за последние несколько часов. За то, что он имел дерзость посягнуть на дочерей Аллаха, омывавшихся в озере, за то, что желал прикоснуться к ним своими нечистыми руками, Лехью был оскоплен. Кровь пропитала его брюки, и в сознании он пребывал лишь из-за того, что время от времени его окатывали холодной водой и вливали в глотку какое-то омерзительное пойло.

— За свои неверные поступки ты уже рассчитался, — говорил ему сарацин, коверкая французские слова. — И ты скоро сможешь вернуться к своим белым братьям. Но сначала ты ответишь на некоторые наши вопросы относительно Легиона.

Лехью отрицательно мотнул головой.

— Пойми, воин, вы — чужие на нашей земле. Здесь проливали кровь наши предки. Мы будем сражаться, пока не убьем всех вас, белые собаки…