Джон Коннолли - Музыка ночи [litres]

Однако в конце концов меня сморил сон.

Мне снились танки Палтни, угрюмо ползущие на Хайвуд. Рокочущие громады двигались сквозь тьму, пока не оказались встречены слепящими вспышками и разрывами орудийного огня. Тогда их форма начала меняться, и теперь они были не конструкциями из металла, но живыми существами. Вместо тяжелых гусениц они передвигались на коротких суставчатых лапах. Башни превратились в головы, а пушечные стволы – в длинные конечности, исплевывающие из отороченных гнутыми зубами отверстий липкий яд. Вспышки полыхали зигзагами молний. Небо грохотало, сверкало, раскалывалось сполохами, а прерывисто освещаемый ими пейзаж, смахивающий на адскую пустыню меж ломаных линий окопов, казался мне знакомым. На расстоянии различались покореженные остатки деревни, и я понял, что смотрю на норфолкские Броды и на то, что осталось от Мэйденсмира, где среди развалин проглядывал уцелевший шпиль часовни шестнадцатого века. Впрочем, это был явно другой городок – захолустье неподалеку от Хайвуда, где среди руин валялись изломанные тела убитых артиллерийским огнем стариков, женщин и детей.

Мне сказали, что оттуда все ушли, но это на поверку оказалось неправдой.

Я дернулся и пробудился. Царила темнота, и лишь тиканье часов нарушало глухую тишину.

Хотя никаких часов здесь прежде не было.

Я резко сел на постели. Звук доносился из-за двери спальни, которую я, признаться, запер на замок. Прислушавшись, я разобрал, что это не тиканье, а пощелкивание. Я зажег лампу и взял кочергу, которую держал рядом. От кровати я как можно тише прокрался к двери.

Щелканье участилось, а когда я подошел, оно оборвалось, и его сменил мелкий цокот, удаляющийся по коридору. Я отпер дверь и плавно ее открыл. Взгляду предстало пустое пространство, освещенное светом моей лампы. Дальше была кромешная тьма.

Я перестал таращиться в темноту и посмотрел на дверь. Дерево вокруг замка было выщерблено, как будто кто-то неряшливо долбил его долотом. Я пальцем провел по этому месту и подцепил коварную занозу, которую вытянул зубами и сплюнул. На ранке проступила рубиновая капелька крови.

Из отдаленного затенения донесся звук, напоминающий приглушенное шмыганье.

– Кто там? – строго окрикнул я. – Ты кто? Покажись!

Ответа не последовало. Я выбрался в коридор. Каждый шаг давался мне с трудом, и мне почему-то вспомнилась вода, медленно уходящая из ванны и обнажившая ту странную тварь. Два шага… четыре… шесть… восемь… Тени за спиной разрастались, а когда я достиг лестницы, мрак сгустился вокруг меня непроницаемым оплотом. Мне показалось, что самая его гуща выглядит даже черней, чем ночная темнота, – так она была тяжела и недвижна. Она напоминала человеческий силуэт. Чуть сгорбленная, размерами она, правда, была значительно массивней человека. Мне казалось, что я различаю форму головы, хотя подмигивание лампы это затрудняло, а очертания рябили и расплывались по краям, так что фигура и сливалась с тенями, и выделялась на их фоне. Приглядевшись, я понял, что внутри нее мерцали отражения сотен звезд. Внезапно она повернулась ко мне «лицом», и я увидел множество острых углов, как будто лопнуло некое блюдо из черного стекла и застыло в момент своего распада. Чувствовалось, как кровь из моего пальца капает на пол, а от лестницы снова донеслось частое посапывание.

Я осторожно попятился, и в такт моим шагам на меня стали надвигаться тени, а с ними в мою сторону следовала и та темная глыба.

Вскоре тени стали двигаться проворней, а мой очажок света совсем зачах, его все настойчивей окутывала тьма, вторгаясь и обволакивая извне. Еще минута, и это будет уже блеклый кружок света за стеклом, а затем угаснет и он.

И я погружусь во тьму.

Я метнул кочергу – повинуясь безотчетному инстинкту, машинально целясь в черную массу углов и осколков. Кочерга крутнулась в воздухе и саданула по центру силуэта. Там словно брызнул в унисон мириад звончатых осколков, и под сотрясающей силой шарахнулись в разные стороны лохматые тени. Меня отбросило назад, я ударился головой об пол, меркнущим сознанием различая, как гуща сумрака провалилась в себя, а в ткани пространства и времени образовалась прореха. Через нее проглянул сонм неведомых созвездий и черное солнце над остатками мертвого мира.

А еще – физиономия Лайонела Молдинга, бесприютно воющего в пустоте.

4

Миссис Гиссинг прибыла в восьмом часу утра, а с нею – пожилой мужчина, которого я принял (как оказалось, правильно) за мистера Уиллокса.

Меня они застали бодрствующим, в библиотеке, за кружкой горячего чая из исходящего паром чайника. Последнее миссис Гиссинг сильно обескуражило – возможно, ухаживая за собой, я узурпировал ее естественное место во вселенной и даже покусился на ее жизненный уклад, поскольку если мужчины начнут заваривать себе чай, то так они и дойдут до попыток самостоятельно готовить, штопать и стирать!..

Такой расклад неминуемо приведет к тому, что бедная миссис Гиссинг и ей подобные окажутся вытесненными на улицу и превратятся в нищенок.

Однако демонстрируя, что без борьбы она не сдастся, экономка проворно приготовилась броситься на кухню, дабы поджарить бекон, яйца и тосты, хотя я уже заверил ее, что не голоден.

– Как вам спалось? – спросила она.

– Признаться, не очень, – ответил я и решился на вопрос: – Миссис Гиссинг, а вы никогда не ночевали в доме мистера Молдинга?

Пожалуй, мне следовало быть поделикатней с фразировкой: экономка, похоже, сочла, что нахал гость ставит под сомнение добропорядочность безутешной вдовы. После неуклюжих извинений с моей стороны она решила воспринять заданный вопрос буквально и призналась, что под крышей дома мистера Молдинга никогда не спала.

– А мистер Молдинг никогда не жаловался на шум или на какие-нибудь необъяснимые явления? – поинтересовался я.

– Я не вполне понимаю, о чем вы, сэр.

Если честно, я и сам этого толком не понимал. Человеческий разум подчас выкидывает фокусы. Для того чтобы защитить себя, он нередко придает успокоительную незначительность недавним событиям, размыто подавая то, что мы действительно видели, и то, что нам лишь пригрезилось.

– Вечером я кое-что обнаружил в ванне, – добавил я. – Некое существо.

И вдруг голос подал Уиллокс.

– Крысу? – простецки-откровенно ляпнул он. – Они здесь, увы, попадаются! Они частенько проникают в старые дома. Ничего, я им яду подложу.

– Нет, не крыса. Я затрудняюсь даже сказать, что это было. Оно просочилось в сливное отверстие вместе с водой. Мне показалось, что я видел какое-то ракообразное.

– Ракообразное?

– Да. Краба или лобстера.

Миссис Гиссинг с опаской покосилась на меня – так смотрят на сумасшедших, и, похоже, у экономки имелись на то свои основания. Уиллокс растерялся. Вероятно, он прикидывал, насколько извилистое чувство юмора лондонцев отличается от остроумия местных.