Нил Гейман - Пляска фэйри. Сказки сумеречного мира

Кицунэ прячутся между мирами – магическим, природным и человеческим. В азиатских легендах волшебные лисы оставили за собой длинный и запутанный след самых непредсказуемых поступков. Они лживы и жестоки; они милосердны и способны на удивительно прекрасные деяния. Понять их нелегко. Писатель, затеявший понять и описать лису-кицунэ, рискует заблудиться в лабиринте ее причудливых повадок. Один взмах ее грациозного хвоста – и то, что вы как будто видели своими глазами, уже исчезло бесследно. Лишь капля воды скатится с потревоженного листа; лишь солнечный луч мелькнет на мгновение в чаще.

Хироми Гото

[75]

Мо Коттонсмит как раз стукнуло шестнадцать, когда она затеяла «Моду набекрень». На деньги, которые сперла у соседнего продавца шипучки. На поддержание полноценного бизнеса денег все равно не хватало, но Мо надеялась, что ей повезет. Правда, еще она верила, что удачу человек делает сам, своими руками: благодаря полицейской камере ее первое же творение дебютировало во всех утренних новостях.

Платье было желтое, как одуванчик, с каплями росы на корсаже и кольчужной юбкой на обручах. Приятельница Мо, Хуанита, выступала в качестве модели. Съемка запечатлела, помимо всего прочего, как она сражается с парочкой гопников.

Ну, то есть не то чтобы прямо сражается. Когда Хуанита развернулась, чтобы встретить нападающих лицом к лицу, заодно крутанулись и ножи, бахромой окаймлявшие подол кольчуги. Одному из них на пути попалась костяшка указательного пальца Подозреваемого № 2, после чего точечные залпы перечного спрея из капель росы (тех самых, на корсаже) довершили дело. К сожалению, Подозреваемый № 1 успел сбежать, прежде чем Хуанита задействовала электрошокеры в комплектных к остальному ансамблю туфлях. Впрочем, она все равно их разрядила, потом надула губки в камеру и гордо зашагала по тротуару прочь.

Так кринолины внезапно снова вошли в моду, а веселая воровка Мо сделалась персоной, представляющей интерес , причем не только для охранников правопорядка.

(Они, кстати, попытались ее прищучить за хакинг полицейской камеры, но адвокат спустил иск в сортир еще до того, как к команде присоединилась я.)

Следующим релизом от «Набекрень» стал «Лиф 0–5 нашей эры» – бюстье, набивавшее одну из твоих сисек до пятого размера, а вторую сжимавшее до прыща. Он тоже наделал шуму, и в девятнадцать Мо уже обналичивала чеки, от одного взгляда на которые любой нормальный человек в отчаянии кинется покупать лотерейные билеты на все оставшиеся деньги.

Заработок Мо потратила на большой дорогущий дом, декорировав его в стиле «Шикарная ночлежка». Я сказала, что на ночлежку оно совсем не похоже. Она возразила, что я ничего не понимаю в шике. Залп, ответ, залп – у нас всегда так было, еще когда мы делили комнату в «Макмерти» (это такая муниципальная свалка для девушек, которые и домой пойти не могут, и на воспитание их никто не берет). Начисто проигнорировав мое мнение, Мо задрапировала у себя все стены и мебель тканью, а потом поставила самую громкую в мире стереосистему. Подвал она назвала «Отвисалово», потому что он был набит гамаками и игрушками для ее многочисленных отвиса… скажем так, прихлебателей.

Еще она соорудила себе обновленную версию ночной маски, которую украла у меня много лет назад, когда в последний раз сбежала из «Макмерти». У маски были модные зеленые окуляры, с мягкой подкладкой, такие, удобно прилегающие, и сложносочиненный дыхательный фильтр. В ней она спала – как и я когда-то. Публика считала это очаровательной причудой, а когда увидела, наконец, мою (то есть реплику, которую я соорудила, когда Мо уперла оригинал), решила, что это я копирую Мо.

Но это дело давнее – предыдущие судимости, если на нашем языке. А здесь и сейчас вот она, Мо: входит широким шагом в местное полицейское отделение. Морда мрачная, в руках – обувная коробка. Платье на ней было с большим животом, для будущих мам: лаймового цвета бархат и такие большие квадратные воротник и манжеты. Полочка делилась надвое вразлет, а с округлости под ней свисало что-то зеленое и блестящее.

– Констебль Лизабет, – она деловито лопнула пузырь жвачки.

– Мо, ты что, беременна?

– Это для осеннего показа, – она взгромоздилась на стул. – Примерить хочешь? Идет в комплекте с надувным брюхом.

– Я работаю.

– Да ну! Я надену твою униформу и встану перед дверью – никто и не догадается, что ты тут баклуши бьешь.

– Размечталась, – я кашлянула, чтобы не светить улыбкой. – Что в коробке?

– Точно не знаю.

Все в игрушки играет. Я встала и обошла платье кругом, чтобы получше разглядеть. Поперек живота шли пластиковые аппликации: лягушки и ящерицы, лупоглазые, мультяшные и приветливые.

– Это что, кто-то правда купит?

– У меня уже полно предзаказов.

– Что ты имеешь в виду: не знаешь, что в коробке?

– Открой ее.

– Ты ее по почте получила?

– Лиз, спокойно. Это не бомба.

Я открыла. Потом снова закрыла, сунула в нижний ящик стола, опустила жалюзи и опрыскала все кругом дезинфектантом, таким сильным, что у меня слезы на глазах выступили.

– Вот моя девочка! Вспоминаю с неизменной теплотой! – осклабилась Мо.

Говорила она расслабленно, но теперь в комнате стало темнее, и я отчетливо разглядела красные отметины у нее на губах. Она опять их кусает.

– Ты знаешь, что это такое.

– Нет, – ответила я, но как-то слабо.

– Помнишь мой девиз, Лиз?

– Зачем зарабатывать на то, что можно спереть?

– У каждой загадки есть разгадка. Мой гений состоит в том…

– Ага. Знать, у кого спросить. И?

– Ты, между прочим, спишь в переделанном противогазе.

– Ты тоже, Мо.

– Сосед увидел, сосед спер. Я всегда узнаю средство к выживанию, когда увижу его.

– Не обольщайся. Кто угодно из «Макмерти» может такое сказать.

– Лиз! – она крепко пнула мой стол. – Ты же не спятила.

Я выдохнула. Заставить ее выйти из себя – уже победа.

– Эта штука в коробке – фэйри.

Она рухнула назад в кресло и крутанула его ногой. Руки у нее дрожали, она поняла, что я все вижу, и изогнула губы в улыбке.

– Это здесь мне пора впасть в бешенство и заорать, что такое невозможно?

– Да, где-то тут.

– Фэйри, стало быть.

– Да. Как, по-твоему, оно выглядит?

– Как такая махонькая дохлая тварь с птичьими крылышками, прилипшая к куску белого хлеба.

– Беспокоиться на слове «дохлый». Фэйри не верят в смягчающие обстоятельства.

– Прям как ты?

– Захлопни пасть, Мо.

– Ага! Очко в мою пользу!

Открыв ящик, я обнаружила, что упомянутый хлеб уже каким-то образом выбрался из коробки и лезет вверх по стенке. Я вытащила его двумя пальцами, стараясь не касаться оранжевых крапинок в арахисовом масле, приклеивающем к ломтю крошечный труп – лицом вверх и распластанный во всю ширь.