Бэзил Коппер - Морок над Инсмутом

На второй странице знакомым почерком Янга была записана местная легенда о том, что римляне, положившие эту самую мостовую в Гоутсвуде, придерживались древних верований, считавшихся мертвыми уже в их время, и что в обычаях более примитивных, чем они, обитателей окрестностей до сих пор сохранились остатки их ритуалов. За этим следовал абзац перевода из «Некрономикона»: «Пастыри могил не даруют милостей тем, кто им поклоняется. Силы их невелики, ибо они могут лишь расстраивать пространство в отдельных областях и делать ощутимым исходящее от мертвых в других измерениях. Они властны там, где в нужное время поют гимны Иог-Сотота, и притягивают к себе лишь тех, кто по собственной воле открывает их врата в склепах. В этом измерении у них нет тел, но они могут вселяться в оболочки земных обитателей и питаться через них в ожидании времени, когда звезды займут нужное положение и врата вечности падут, дав волю Тому, Что Скребется у Границы». К этому Янг добавил собственную загадочную надпись: «Ср. с легендами Венгрии, австралийских аборигенов. — Клотье о церкви на Хай-стрит, дек. 17», побудившую меня обратиться к дневнику Янга, который я отверг, оказав предпочтение его бумагам.

Я перелистывал страницы, проглядывая записи, не имевшие отношения к интересовавшему меня вопросу, пока не нашел запись от 17 декабря. «Клотье рассказал еще кое-что о легенде церкви на Хай-стрит. Он говорил о прошедших временах, когда там встречались почитатели темных, чуждых человечеству богов. Говорят, что под церковью есть подземные тоннели, связывающие ее с ониксовым храмом, и т. д. По слухам, те, кто проползали по этим тоннелям на молитву, не были людьми. Указания на проходы в иные пространства». И так далее, в том же духе. Я ничего не понял. И продолжал листать.

Под датой 23 декабря я нашел другую запись: «Рождество напомнило Клотье новые легенды. Он говорил что-то о любопытном святочном обряде, практиковавшемся когда-то в церкви на Хай-стрит — что-то о пробуждении существ из подземного некрополя под церковью. По его словам, ритуал исполняют и сейчас, но сам он никогда этого не видел».

На следующий вечер, если верить записям Янга, он пошел в церковь. «У лестницы на улице собралась толпа. Фонарей ни у кого не было, вся сцена освещалась плававшими в воздухе сферическими объектами, которые удалились при моем появлении. Я не смог понять, что это было такое. Собравшиеся, поняв, что я пришел не для того, чтобы присоединиться к ним, обратилась ко мне с угрозами. Я бежал. Что-то преследовало меня, но что именно, я не знаю».

Несколько дней прошли без относящихся к делу записей. И вдруг, 13 января, Янг написал: «Клотье наконец признался, что и его заставили участвовать в определенных ритуалах Темпхилла. Он упрашивал меня покинуть Темпхилл, говорил, что мне никак нельзя ходить в церковь на Хай-стрит ночью, а то меня увидят, а потом за мной придут — но не люди! Похоже, он тронулся умом».

В течение девяти месяцев ничего относящегося к делу в дневнике не появлялось. Потом, 30 сентября, Янг написал о своем намерении посетить церковь на Хай-стрит ночью того же дня, после чего, 1 октября, нацарапал в дневнике каракули, — видимо, в большой спешке. «Что за аномалия, что за космическое извращение! Чудовищно, разумные люди на такое не способны! До сих пор не могу поверить, что я на самом деле видел содержимое того склепа, куда привели меня ониксовые ступени — скопление кошмаров!… Я пытался уехать из Темпхилла, но все дороги вели к церкви. Неужели я тоже тронулся умом?» На следующий день снова — неразборчивые каракули: «Кажется, я не могу покинуть Темпхилл. Сегодня все пути ведут к номеру И — это работа тех, Снаружи. Может, поможет Додд». И тут же отчаянные слова телеграммы на мое имя и адрес, которую он, видимо, собирался отправить в тот же день. «Немедленно приезжай Темпхилл. Нужна твоя помощь… » Последнее слово заканчивалось длинной чернильной линией, протянувшейся до самого края листа, как будто писавший протащил ручку через всю страницу.

После этого ничего не было. Только Янг исчез, испарился, и единственный намек о его местопребывании, который мне удалось отыскать в его записях, указывал на церковь на Хай-стрит. Может быть, он там, в какой-нибудь потайной комнате запертый? В таком случае мне, возможно, удастся его освободить. Движимый этим желанием, я вышел из комнаты и из дома, сел в машину и поехал.

Повернув направо, я поехал по Саут-стрит к Вул Плейс. Других машин на улице не было, не заметил я и людей, прогуливающихся по тротуарам; страннее всего было то, что дома, мимо которых я проезжал, были темны, а заросший травой клочок земли в центре, окруженный давно не крашенными перилами и залитый светом луны, круглившейся над белыми фронтонами, выглядел заброшенным и непокойным. Лежавший в руинах район Клот-стрит был еще менее привлекателен. Раз или два мне показалось, что в дверях домов, мимо которых я проезжал, возникали какие-то силуэты, но они были настолько неясными, что я принял их за продукт своего напряженного воображения. Надо всем висело жуткое ощущение заброшенности, особенно сильное в кривых темных проулках, разъединявших неосвещенные, заколоченные досками дома. Наконец на Хай-стрит луна сверкнула над шпилем, оправленной в склон холма церкви, точно диадема, но стоило мне направить машину в ложбинку у лестницы, как ночное светило нырнуло за черный шпиль, как будто церковь норовила стащить спутника Земли с неба.

Поднимаясь по лестнице, я заметил, что в стену на всем ее протяжении вделаны железные перила, а вырубленные из грубого камня ступени растрескались и пауки сплели в трещинах паутину, склизкий зеленый мох покрыл камни, затрудняя продвижение. Ветки голых деревьев свисали над головой. Горб растущей луны, плывущей в безднах пространства, освещал здание церкви, а дряхлые могильные камни, увешанные мерзкой разлагающейся растительностью, отбрасывали странные тени на поросшую грибами траву. Любопытно, что церковь, столь очевидно заброшенная, сохраняла жилую атмосферу, и, входя внутрь, я почти ожидал увидеть кого-нибудь — сторожа или молящегося.

Я взял с собой фонарь, рассчитывая, что он поможет мне обыскивать темное здание, но какое-то свечение, вроде радуги, наполняло помещение изнутри, как будто лунные лучи проникали в него сквозь витражные окна. Я шел по центральному проходу, освещая фонарем все скамьи по очереди, но, судя по нетронутой толще пыли, на них давно никто не сидел. Пожелтевшие стопки сборников гимнов, сложенные у одной колонны, напоминали всеми забытые коленопреклоненные существа, скамьи тут и там обрушились от старости, в застоявшемся воздухе мускусно пахло склепом.

Добравшись наконец до алтаря, я увидел, что крайняя слева скамья перед ним странно наклонилась в моем направлении. Я еще раньше замечал, что многие скамьи покосились от небрежения, но теперь увидел, что доски пола под первой скамьей тоже задрались, обнаружив темную бездну внизу. Я оттолкнул скамью — благо следующая стояла от нее на значительном удалении, — и мне открылся прямоугольный черный колодец. Желтый луч фонаря осветил лестницу, которая, извиваясь, спускалась вниз меж сырых стен.