Стивен Кинг - Оно. Том 2. Воссоединение [litres]

И она уже начала выползать из-за «студебекера», когда услышала голос Виктора.

– Я должен идти, Генри. Отец хочет, чтобы я сегодня помог ему собрать кукурузу.

– Да ладно, – отмахнулся Генри. – Переживет.

– Нет, он на меня зол. Из-за того, что случилось вчера.

– Да наплюй на него, если он не понимает шуток.

Беверли слушала уже более внимательно, предположив, что речь идет о той стычке, которая закончилась переломом руки Эдди.

– Нет, я должен идти.

– По-моему, у него болит жопа, – вставил Патрик.

– Думай, с кем говоришь, падла, – огрызнулся Виктор, – а то пожалеешь.

– Мне тоже надо идти, – подал голос Рыгало.

– И твой отец хочет, чтобы ты помог ему убирать кукурузу? – зло спросил Генри. Возможно, так он шутил: отец Рыгало умер.

– Нет, я получил работу разносчика в «Недельной покупке». Сегодня должен туда прийти.

– Что за бред ты несешь с этой «Недельной покупкой»? – По голосу чувствовалось, что теперь Генри еще и расстроился, не только злится.

– Это работа, – объяснил Рыгало. – Я зарабатываю деньги.

Генри пренебрежительно фыркнул, и Беверли вновь выглянула из-за «студебекера». Виктор и Рыгало стояли, затягивая ремни. Генри и Патрик по-прежнему сидели на корточках со спущенными штанами. Зажигалка поблескивала в руке Генри.

– А ты не дашь стрекача? – спросил Генри Патрика.

– Нет, – ответил Патрик.

– Тебе не нужно собирать кукурузу или идти на сраную работу?

– Нет, – ответил Патрик.

– Ладно, до скорого, Генри, – неуверенно попрощался Рыгало.

– Само собой, – ответил Генри, и его плевок шмякнулся рядом с башмаком Рыгало.

Вик и Рыгало двинулись к двум рядам раскуроченных автомобилей… к «студебекеру», за которым скрючилась Беверли. На мгновение она замерла, застыв от страха, словно кролик. Потом попятилась в зазор между «студебекером» и разбитым, без единой дверцы «фордом». Посмотрела направо-налево, слыша их приближающиеся шаги. Во рту пересохло, спина взмокла от пота, какая-то часть ее рассудка уже задалась вопросом, а как она будет выглядеть в таком же гипсе, как у Эдди, с росписями всех Неудачников. Потом Беверли нырнула в «форд» со стороны пассажирского сиденья. Свернулась клубочком на грязном коврике, стараясь занять как можно меньше места. В кабине было жарко, как в духовке, и так сильно пахло пылью, гниющей обшивкой и старым крысиным дерьмом, что Беверли пришлось приложить максимум усилий, чтобы не чихнуть или не закашлять. Она услышала, как Виктор и Рыгало прошли совсем рядом, негромко разговаривая. Потом голоса смолкли.

Беверли раз за разом трижды чихнула, быстро и тихо, приложив ко рту ладони.

Она решила, что теперь сможет уйти, если не забудет про осторожность. Собралась вылезти из «форда» уже со стороны водителя, перебраться в проход между двумя рядами автомобилей и дать деру. Она полагала, что ей это удастся, но шок – ведь ее едва не накрыли – лишил Беверли смелости. Она пришла к выводу, что остаться в «форде» безопаснее. И потом, раз уж Виктор и Рыгало ушли, эта парочка вскоре могла последовать за ними. Тогда она вернется к клубному дому. Желание пострелять из рогатки испарилось, как дым.

Опять же, ей хотелось отлить.

«Ну же , – подумала она. – Ну же, поднимайтесь и уходите, поднимайтесь и уходите, ПО-ЖА-А-АЛУЙСТА!»

Мгновением позже Патрик заржал и зарычал от боли.

– Шесть футов! – проревел Генри. – Как гребаная паяльная лампа! Клянусь Богом!

На какое-то время воцарилась тишина. Пот тек по спине. Через треснутое лобовое стекло солнце жгло шею. Мочевой пузырь давил.

Генри взревел так громко, что Беверли – а она уже чуть ли не задремала, несмотря на все неудобства, – сама едва не вскрикнула.

– Черт побери, Хокстеттер! Ты спалил мою гребаную жопу! Что ты делаешь с зажигалкой?

– Десять футов. – Патрик засмеялся (от этого смеха Беверли сразу замутило, словно она увидела червя, выползающего из салата в ее тарелке). – Десять футов, и ни дюйма меньше, Генри. Ярко-синего пламени. Десять футов, и ни дюйма меньше. Клянусь Богом!

– Дай сюда, – буркнул Генри.

«Уходите, уходите, тупоголовые, валите отсюда, убирайтесь!»

Патрик заговорил снова, но так тихо, что Беверли едва расслышала его. Если бы в тот испепеляющий полдень дул хоть самый слабенький ветерок, она не разобрала бы ни слова.

– Давай я тебе кое-что покажу.

– Что? – спросил Генри.

– Кое-что, – ответил Патрик. – Это приятно.

– Что? – вновь спросил Генри.

И тишина.

« Я не хочу смотреть, я не хочу смотреть на то, что они сейчас делают, и потом, они могут увидеть меня, более того, скорее всего увидят, потому что ты израсходовала всю удачу, отпущенную тебе на сегодня, девочка. Поэтому оставайся где сидишь. Не выглядывай ».

Но любопытство взяло верх над здравым смыслом. Что-то странное было в этой тишине, что-то пугающее. Дюйм за дюймом она поднимала голову, пока ее глаза не оказались на уровне треснутого, мутного лобового стекла «форда». Она могла не тревожиться насчет того, что ее увидят: оба мальчика сосредоточились на том, что делал Патрик. Беверли не поняла, что видит, но знала – это что-то отвратительное… впрочем, ничего другого она от Патрика и не ожидала, он всегда был не в себе.

Одну руку он сунул между бедер Генри, другую – между своих. Одной рукой он поглаживал штучку Генри, другой – свою. Только не просто поглаживал… сжимал, тянул вниз, потом вверх.

«И что он такое делает?» – гадала ничего не понимающая Беверли.

Она не знала, это точно, но ее это действо пугало. Такого страха она не испытывала с тех пор, как кровь выплеснулась из сливного отверстия в раковине и окатила всю ванную. « Если они узнают, что ты это видела, чем бы это ни было , – кричал внутренний голос, – они не просто взгреют тебя – могут и убит ь». И однако она не могла отвести глаз.

Она увидела, как штучка Патрика чуть удлинилась, но не сильно: по-прежнему висела между ног, как дохлая змея. Зато у Генри – на удивление выросла. Рука Патрика ходила по ней взад-вперед, вверх-вниз, иногда замирала, чтобы сжать, иногда пальцы щекотали странный, тяжелый мешочек, который висел под штучкой Генри.

« Это его яйца , – подумала Беверли. – Мальчикам все время приходится ходить с таким хозяйством? Господи, я бы сошла с ума ». В другой части ее рассудка послышался шепот: « И у Билла такие же ». Тут же она представила себе, как держит их, сжимает в ладошке, гладит… и снова ее пробило жаром, лицо стало пунцовым.

Генри смотрел на руку Патрика, как загипнотизированный. Его зажигалка лежала на каменном выступе, сверкая в лучах жаркого солнца.

– Хочешь, чтобы я взял в рот? – спросил Патрик. Его толстые, мясистые губы изогнулись в улыбке.