Грег Гифьюн - Сезон крови [litres]

– Мне так бы этого хотелось, – сказал я.

– Оставь это дело в покое. Забудь.

– Я не могу. Все не так просто. И мне кажется, что и ты, Джулия, это понимаешь.

– Люди думают, что у меня не все дома, – сказала она. – Что у меня не все в порядке с головой – это правда, я и сама знаю. С того самого дня у меня появились проблемы, но… но я не сумасшедшая. И никогда не была сумасшедшей. Я не сумасшедшая.

– Теперь многие думают, что и я спятил. – Я сумел выдавить кривую улыбку. – Что бы ты ни сказала, я готов тебе поверить.

Она молча пила чай. Курила.

– Джулия, – повторил я, – кто еще был в тот день в лесу с Бернардом?

– Там не было других людей, настоящих людей, – сказала она без выражения. – Но он был не один.

Слова Джулии все еще звенели у меня в ушах. И сколько бы я ни пытался убедить себя, что они были метафорой, даже тогда я понимал, что это не так. Я подавил страх, как будто он был подступавшей тошнотой, изо всех сил постарался сдержать его, не позволяя вырваться наружу.

– Закончив, он оставил меня в лесу, – сказала она, нарушив тишину. – Как я уже сказала, у меня было сотрясение от удара головой, я была грязной, на одежде и в волосах запутались всякие сучки и листья, когда он вжимал меня в землю. Как будто он раздумывал, не убить ли меня, не задушить ли прямо там, на поляне, заставляя вдыхать всякий сор. Только потом я поняла, что так он вроде как давал понять, что мог бы меня убить, если бы захотел. В каком-то смысле, это было бы милосерднее.

Я был другом Бернарда, я без спросу ворвался в жизнь этой несчастной женщины, и теперь чувствовал себя в некоторой мере ответственным и хотел взять на себя хотя бы часть его вины, извиниться перед ней за то, что он сделал, кем он стал.

– Мне так жаль, – беспомощно сказал я.

– Я сказала родителям, что споткнулась, когда бежала, – продолжала она, все еще находясь в том ужасном лесу. – Сказала, что ударилась головой, потеряла сознание и не сразу пришла в себя. Я никогда не рассказывала обо всем остальном. Я не могла. Даже если бы я попыталась, все решили бы, что я сошла с ума. Правда, теперь почти все и так считают меня сумасшедшей.

– Джулия, я ни о чем не сужу, – осторожно сказал я, – но почему ты ничего не сказала? Почему ты позволила Бернарду остаться безнаказанным после того, что он с тобой сделал?

Она безрадостно рассмеялась, и ее смех был таким же коротким и яростным, как пулеметная очередь.

– Мои родители все таскали меня по врачам. Они думали, что я так изменилась из-за удара по голове. Кошмары, крики посреди ночи, неспособность сосредоточиться, – мне все время казалось, что за мной кто-то следит, – депрессия и попытка самоубийства меньше года спустя. После этой выходки я оказалась в специализированной больнице в Бостоне. – Она села ближе к спинке стула и приняла более вызывающую позу. – И это была только первая остановка. Я еще много лет провела в разных психушках. Ты когда-нибудь был в психиатрической лечебнице, Алан? – Я отрицательно покачал головой. – Можешь поверить, там встречаются полные психи. Совершенные, безбашенные, неуправляемые психи . Вот только я была не такой. И знаешь что? Я была не единственной. Там были другие люди вроде меня, которые видели и знали. Но они решили обо всем рассказать. И рассказывали – пока их не закормили лекарствами до такой степени, что они больше не могли ни говорить, ни думать, пока они не превратились в безмозглую мебель. Но я тоже знала правду и хотела лишь умереть, перестать существовать, прекратить этот хаос. Разумеется, никто не понимал, почему. Всего несколько месяцев назад я была этакой идеальной куколкой Барби с идеальными оценками и идеальными друзьями, меня все любили и точно знали, что я поступлю в колледж и встречу своего Кена, и у нас будет идеальная кукольная жизнь. Я была гребаной Джулией Хендерсон. Как Джулия могла сойти с ума? – У нее на глазах снова выступили слезы, но каким-то образом она сумела их сдержать, не позволила скатиться по щекам. – И мне хотелось им рассказать, правда хотелось. Я хотела рассказать моим друзьям, всем этим врачам и санитарам, всем потерянным душам в этой ужасной больнице, моим родителям и любому, кто согласился бы слушать, о том, что я не сумасшедшая, что в нашем мире существует зло, какого я не могла прежде и вообразить, но я стала ему свидетелем, я видела его и испытала на себе. Оно было самым настоящим. Вот что я узнала в тот день в лесу. Что зло – не просто какая-то идея или теория. Оно существует на самом деле. И оно разрушило мою жизнь. Разрушило меня. Ты живешь в Поттерс-Коув. Уверена, что ты слушал все эти перешептывания о том, как я слетела с катушек. Там все обо всех все знают. В этом городишке пернуть нельзя, чтобы кто-нибудь не услышал.

– Если тебе от этого станет легче, – сказал я, – я ни о чем таком не слышал до тех пор, пока твой брат не рассказал, что у тебя были какие-то проблемы. Я всегда думал, что ты поступила в колледж и куда-то переехала.

Прежде чем заговорить снова, она оценила искренность моих слов.

– Ты согласен ответить на мой вопрос?

– Разумеется.

– Я должна поверить, что ты дружил с Бернардом, был близким другом и никогда не знал, не подозревал о том, что он сделал?

– У меня были подозрения, но – нет, я никогда не знал наверняка о том, что он с тобой сделал.

– Ты никогда не знал, кем он был на самом деле? – Она медленно покачала головой, как будто жалела меня. – Господи, ты и правда не знал.

Я облокотился на стол и медленно подался вперед, стараясь сделать движение как можно менее угрожающим.

– Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, расскажи все, что знаешь.

Не сводя с меня глаз, Джулия протянула руку к сигаретам.

– Осторожнее, я ведь могу так и сделать.

– Что на самом деле произошло в тот день в лесу? – спросил я. – Что именно ты видела?

– Мрак, – негромко ответила она. – Я видела мрак.

Я ждал продолжения. Джулия не ответила, и я схватил со стола зажигалку и поднес огонек к сигарете в ее руке. Треск искры, а может быть, само пламя привлекли ее внимание и развеяли овладевшее ею гипнотическое состояние. Вздрогнув от неожиданности, Джулия воткнула сигарету в рот и наклонилась к огню. Положив зажигалку на стол, я наблюдал, как она сначала потерла ладонью лоб у самой линии волос, а потом провела рукой по волосам до затылка. Сигарета свисала у нее изо рта, как безвольная дымящаяся конечность.

Я задумался, всегда ли она курила так много?

– Ты можешь себе представить жизнь, которая превратилась в бесконечный кошмар? Полагаю, мы все представляем, в какой-то мере, да? – Она подняла голову, глубоко затянулась, вытащила сигарету изо рта и выдохнула клуб дыма в мою сторону. – Но как можно описать зло? Как оно выглядит, какое оно на ощупь? Как описать темноту, как описать кислород? Я чувствовала, как… будто за нами, за мной наблюдали какие-то существа. – Она прищурилась. – И им нравилось то, что они видели.