Джон Лэнган - Рыбак

– И ты думаешь, что этого достаточно, чтобы положить конец тому, кто столько всего натворил? – Райнер обвел рукой могучие пни, мотки тросов, обезглавленных быков, чудовище, возвышающееся над волнами. Якобу вспомнился образ с высоты птичьего полета, и нервозность Итало углубила его страх. А ведь действительно, что заставило их поверить, что человек, поймавший самого Левиафана, мог быть сражен бывшим университетским профессором и горсткой каменщиков? Якоб почти что запаниковал, и Райнер, видимо, понял это по его лицу, так как добавил:

– Недооценивать себя не стоит. Здесь нами была одержана солидная победа. Нашим семьям больше ничто не угрожает. Планы Рыбака нарушены. И сам Рыбак пойман в ловушку собственными ухищрениями. Если нам повезет, то великий зверь, к которому он ныне привязан, вырвется на свободу и уплывет в океан, утащив его следом. Если не повезет, то Рыбак сможет освободиться. Но даже если это произойдет, у него уйдут десятилетия на то, чтобы выбраться из неволи, в которую он угодил не без нашей помощи.

Райнер хотел сказать что-то еще, но его слова заглушил нарастающий рокот.

– Океан! – произнес Итало, но все уже и так обратили взгляд к волнам. Огромная дуга плоти Левиафана над ними снова сотрясалась – и если тогда существо, захваченное и пытающееся устроиться поудобнее, просто ворочалось, сейчас оно двигалось совсем иначе. Зверь – Якоб больше не мог думать об этом как об острове – раскачивал свою тушу из стороны в сторону, и бушующие вокруг него волны и породили привлекший всеобщее внимание шум. Все еще раскачиваясь, существо воспряло – со дна будто поднялась огромная гора, и еще одна, даже больше первой. Челюсть Якоба отвисла, и он ничего не смог с этим поделать, ибо монстр на его глазах достиг поистине альпийских вершин. Целые реки воды, Дунай и Гудзоны, лились с него, черный океан кругом него буквально кипел.

Якоб не испытывал уже ни страха, ни трепета – вид затмившего небо зверя опустошил его. Когда на плечи ему легли чьи-то руки, развернули на сто восемьдесят градусов и подтолкнули к холму, он некоторое время шел вперед по чистой инерции, пока не увидел бегущих впереди Андреа и Итало. Тогда он и сам сорвался на спринт. Райнер бежал рядом с ним, и, несмотря на бледный свет, омывавший его лицо, Якоб почти мог различить написанную на нем тревогу. Знание, что у Райнера могли быть и такие эмоции, взбодрило Якоба, подстегнуло поднажать, и когда они оказались у подножия холма, он, быстро убедившись, что Райнер не отставал, и что громада зверя все никак не заканчивалась, стал карабкаться наверх, наплевав на болезненное покалывание в ногах и на горевшие огнем легкие. Чаща странных здешних деревьев становилась все гуще, каждый вздох стал казаться непосильным. Темнота клубилась по краям его зрения, пока все, что он видел, не выродилось в длинный черный туннель, по которому бежали со всех ног Андреа и Итало. Что-то давило на спину – руки Райнера, толкавшие вперед. В мгновение ока ноги Якоба стали будто два бетонных блока – подволакивались и тяжелели с каждым шагом. Топор все еще был при нем – он умудрился не потерять его во всей этой суматохе; с тем же успехом он мог бы волочь за собой дубовый ствол. Он бы бросил злосчастное орудие с удовольствием – вот только пальцы забыли, как надо разжиматься.

Едва Якоб поднялся на вершину холма, ему потребовалось еще с полдюжины шагов, чтобы понять, что он сделал. Он не смог остановиться сразу, его ноги были не в состоянии вот так взять и прекратить двигаться. Как бегун, выигравший забег всей жизни (что не так уж и далеко от истины), Якоб ходил по кругу, прижав руки к бедрам, голову наклонив назад, закрыв глаза и тяжело вдыхая. Неподалеку от себя он слышал хриплые вздохи Райнера. Глаза надо было, конечно, открыть, но Якоб был не в состоянии думать о чем-то столь нежелательном. Его изнеможение сменилось тошнотой, страшный груз лег на плечи. Когда Райнер ухватил его за бока, заставив притормозить, ему все же пришлось распахнуть глаза; Райнер потащил его вперед, указывая направление, но Якоб лишь покачал головой, показывая, что бежать больше не сможет. Да, ими был проделан долгий путь и до спасения оставалось всего ничего, но пусть лучше выйдут Андреа и Итало – они всяко сильней.

И тут Райнер вдруг спросил его:

– А как же Лотти?

Якоб дернулся, будто ужаленный. Это имя было, пожалуй, единственным, что смогло бы прорваться сквозь окутавшую его дурноту. Вопросы роились у него в голове – почему вдруг Райнер упомянул Лотти, значило ли это, что он больше не возражает против внимания Якоба к ней? Но как такое возможно – мало того, что Якоб австриец, так еще и прикончил совсем недавно ни в чем не повинного человека! Не зная, что сказать, он открыл рот, но Райнер уже убежал вслед за Андреа и Итало. Возможно, Якоб и призадумался насчет того, сможет ли найти в себе силы, чтобы добежать до двери из особняка Дорта, но исход этих дум уже был ясен – уверенный, что вопрос Райнера подразумевал под собой некое обещание, Якоб поклялся себе, что отыщет выход из этого места.

В последующие годы, когда Якоб поведал Лотти о своих переживаниях и переживаниях своих спутников в ту странную ночь, эта подробность осталась ее любимой. Видимо, даже после того, как их отношения узаконились, образ раскрасневшегося Якоба, ради нее прорывающегося следом за остальными сквозь лес странных деревьев, плавно переходящий в обычный сосновый бор, глубоко в душе вдохновлял ее.

Отступая к двери, Якоб бросил лишь один прощальный взгляд назад через плечо – к тому времени вокруг него были одни лишь высокие и густые деревья, выход находился совсем рядом. Над кронами соснового бора он увидел огромный закругленный край – какую-то болтающуюся в воздухе часть великого морского зверя, желанного улова Рыбака. Высоту этой части животного Якоб не желал прикидывать даже примерно; прямо у него на глазах она начала смещаться, неспешно клониться, словно башня из тяжелого кирпича, к темным водам. В один миг она исчезла, и Якоб поежился, представив себе размеры поднятой ею волны. Не желая ждать, пока волна эта доберется до него, он помчал вперед, к своим спутникам.

Либо они добровольно ждут его, либо Райнер заставил их подождать. Ученый держал открытой тяжелую дверь, вделанную в ствол особо широкого дерева. Якоба почти не удивил тот факт, что эта новая дверь каким-то чудом заняла место той, которую Райнер снес, прорываясь сюда, – тем не менее это так. На руке, которой Райнер придерживал дверь, выступили жилы – работенка была явно не из легких. Когда Якоб поравнялся с ними, он кивнул Итало и Андреа, чтобы те шли в проход.

– Быстрее! – крикнул он Якобу. Тот захотел в ответ крикнуть, что и так спешит изо всех сил, но дыхания ему попросту не хватило. Где-то за спиной набирал силу оглушительный рев воды, грохот осыпающихся каменных пород. Странный свет на лице Райнера ослаб настолько, что Якоб увидел пот, стекающий по лбу ученого. Прикоснувшись к нему на бегу, Якоб подпрыгнул и перескочил высокий порог.