Маттиас Бауэр - Morbus Dei. Зарождение

Стало заметно светлее. Лист миновал поворот и увидел впереди солнечный свет, пробивающийся сквозь сухую листву.

Жизнь или смерть.

Иоганн побежал быстрее, набрал полную грудь воздуха – и нырнул сквозь заросли. Ловко перекатился по земле и встал. Потребовалось несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к слепящему свету.

Живой. Пока что.

Все вокруг дышало спокойствием. Трудно было даже предположить, какая бойня произошла сегодня в подземелье, в этих мрачных катакомбах… Только тонкий столб дыма поднимался над разрушенной башней, темный и зловещий.

Иоганн развернулся и пошел прочь от этого проклятого места.

Погруженная в сумерки, деревня казалась вымершей.

– Где же папа?

– Тсс… они снова отправились в лес и скоро вернутся!

Девочка была еще слишком мала и не могла различить тревогу в голосе матери. Но для Элизабет она звучала громче набата. Девушка сидела у окна в деревенской харчевне. Она огляделась: женщины, дети и старики молча сидели в полумраке и думали о своих мужьях и сыновьях. Здесь были все, кроме Софи, – она отправилась проведать раненых солдат.

Старая Зальцмюллер заметила взгляд Элизабет.

– Никто оттуда не вернется…

– Тише! – прошипела девушка. – Не говори так, лучше помолись за наших мужчин.

Старуха сплюнула на пол, но ничего больше не сказала.

Элизабет снова посмотрела в окно, на пустую площадь, на заснеженные леса и горы, нависшие над деревней. Неизменный пейзаж, который царил здесь каждую зиму.

Холодный.

Безжизненный.

Мертвый.

Но именно в эти минуты вид кладбища дарил успокоение. Огоньки перед надгробьями дрожали на ветру и отбрасывали теплые отсветы на стены церкви.

Элизабет смотрела на могилу матери и вспоминала, как Иоганн заговорил с ней тогда на кладбище.

Иоганн…

Возвращайся ко мне.

Я люблю тебя.

Эта мысль сама собой возникла в голове и казалась вполне естественной.

Я люблю тебя.

Элизабет почувствовала это прошлой ночью, но теперь была уверена. И все прочее внезапно потеряло значение…

У нее перехватило дыхание. Не шевельнулось ли что-то в снегу, там, за церковью? Элизабет присмотрелась. Теперь уж сомнений не было: кто-то приближался к деревне. Он подходил медленно, но неколебимо. И это…

– Это он! – радостно воскликнула Элизабет.

Она бросилась к двери и выбежала на улицу. После секундного замешательства остальные повскакивали с мест и последовали за ней.

Когда впереди показалась деревня, Иоганн остановился и сделал глубокий вдох.

В безопасности! Пусть и ненадолго.

Возвращение через лес далось ему весьма непросто. И не только потому, что он был ранен, – Иоганн понимал, какое страшное известие принесет сейчас в деревню. Дыхание постоянно сбивалось, кровь стекала по голенищу сапога и оставляла отметины на снегу.

За ним тянулся хороший след, но это его не заботило.

Только Элизабет имела значение. Иоганн вспоминал прошедшую ночь, когда они любили друг друга и он был уверен, что они всегда будут вместе. Только эти мысли и придавали ему сил, чтобы идти дальше, – он готов был пройти через ад, лишь бы вновь увидеть Элизабет.

Иоганн миновал кладбище, на котором мерцали свечи. До нее оставалось всего несколько шагов.

Деревня словно вымерла – как в тот раз, когда он впервые сюда попал.

Потом послышался шум. Распахнулась дверь харчевни. Появилась Элизабет и бросилась к нему навстречу.

Он добрался.

Элизабет подбежала к Иоганну и бросилась ему в объятия. Остальные последовали за ней, но остановились на некотором отдалении.

– Иоганн! Как я рада, что ты…

Тут Элизабет почувствовала что-то мокрое на ладони.

Она посмотрела на руку, красную от крови.

– Что…

– Все хорошо, просто царапины. – При этих словах Иоганн закашлялся.

Только теперь Элизабет заметила, какой он бледный, увидела налитые кровью глаза и глубокие морщины на лице, которых утром еще не было.

– Пойдем, я перевяжу тебя.

– Подожди, – Иоганн взял ее за руку. – Элизабет, я… должен что-то сказать вам.

Он развернулся, обвел взглядом жалкую горстку оставшихся жителей: отцы, матери, сыновья и дочери тех, кто навсегда остался под мрачными сводами. Они смотрели на него в нетерпеливом ожидании. У Иоганна пересохло во рту. Он сглотнул, не в силах подобрать слова.

Появилась Софи. Она бежала со всех ног, но остановилась, когда стало ясно, что, кроме Иоганна, никто больше не вернулся.

Готфрид не вернулся.

Софи подошла к остальным, ноги у нее подгибались. Хотя чего она ждала? Неужели она всерьез полагала, что в этот раз все обернется к лучшему? Софи ощутила глубокую скорбь, словно что-то оборвалось внутри, но глаза ее оставались сухими.

Иоганн собрался с духом и открыл было рот, но старая Зальцмюллер его опередила.

– Без лишней болтовни, кузнец. Где остальные?

Лист взглянул на старуху, и последняя надежда в ее глазах угасла. Он не знал, что сказать.

– Кто-нибудь выжил? – хрипло спросила старуха.

Он молча помотал головой.

Это молчание было подобно крику и ранило в самое сердце, как удар кинжала. Некоторые из женщин заплакали, другие, сдерживая слезы, обнимали детей.

Старики сжимали свои палки. Они понимали, что настал их черед. Как же они были глупы, если верили, что их грехи останутся безнаказанными…

Скорбь и отчаяние овладели людьми. Их стенания разносились над заснеженными лугами и растворялись в лесах…

Иоганн обнял Элизабет, и она заплакала в его объятиях.

– Что нам теперь делать? – раздался полный отчаяния голос Анны Риглер, жены Бенедикта Риглера. – Как нам теперь выжить?

Скажи им. Отмалчиваться будешь после.

– Послушайте! – Иоганн возвысил голос, но никто не услышал его. Тогда он отпустил Элизабет и хлопнул в ладоши. – Послушайте меня!

Все взгляды устремились к нему.

Ему непросто давались эти слова, но иного выбора у него не было.

– Мы должны немедленно покинуть деревню. Все. – Он сделал паузу. – Они придут, чтобы перечеркнуть наконец свое прошлое. И ваше будущее.

– Откуда ты знаешь? – спросила негромко Элизабет.

– Вот именно, откуда? Мы не можем просто взять и уйти! – закричала в истерике Анна Риглер. – Что ни говори, а это наш дом, кузнец!

Иоганн посмотрел в сторону темнеющих гор. Когда он заговорил, над площадью воцарилась мертвая тишина.

– Я это знаю, потому что… поступил бы так на их месте.

Люди смотрели на него, видели его изможденное лицо, обрызганное кровью, усталые глаза, столько повидавшие, – и они поверили ему.

Едкий дым и запах обгоревшей плоти наполняли зал. Ансельм невозмутимо стоял над трупами крестьян и солдат. Своих убитых и раненых они уже унесли. Глядя на искаженные болью лица, Ансельм чувствовал тяжесть на сердце.