Рута Шейл - Вещные истины

– За что?

– Это ведь с твоей подачи он взялся за ум?

– Отчасти. – А если совсем уж начистоту, благодарить за это следует Бескова.

Майя выглядит подавленной, и мне кажется, я догадываюсь о причинах.

– Мы друзья. – Проблеск оживления в ее взгляде дает понять, что общая линия верна. – Не больше и не меньше.

– Ты первая из всех моих знакомых, кому это удалось, – ворчит она беззлобно.

– А что с остальными?

– Разделились на очарованных и презирающих. И последних больше…

Затянувшееся молчание намекает, что гостья засиделась, а хозяйка слишком тактична, чтобы прямо об этом сказать. Но стоит мне только внутренне решиться на прощание, Майя робко произносит:

– Когда я увидела его впервые…

И я остаюсь, потому что она говорит о Германе.

– Это был конец января, очень морозный день. Мы договорились о встрече. Ко мне подошел плохо одетый парень в невзрачной шапочке. Но его лицо… Терранова, которого я презирала, не мог быть таким. Я подумала, что он побоялся и прислал вместо себя брата.

– У него был брат-близнец.

– Серьезно? – Майя щурится, ее пальцы нервно загибают уголки бумаги с фотографией Апостола. – Еще один ангел?

– Наполовину. Другую сожгли электрической плиткой.

Она задумчиво поглаживает кольцо с огромным овальным камнем.

– Двоих таких наш мир все равно бы не выдержал. – Странная мысль, но я могу ее понять. – А внешность Германа – насмешка над ним самим. Она впечатляет до тех пор, пока не понимаешь, что его лицо – даже не обличие, не личина, а облицовка. Под которой нет ничего… Ни поступков, ни воли, ни хотя бы обаятельной глупости. Прости, если мои слова тебя задевают.

Они действительно меня задевают, но не по той причине, которую имеет в виду Майя. Я конечно же все это знала, однако старалась не выражать столь прямолинейно. Давала Герману шанс на поступок, себе – право на ошибку. Но я не ошиблась, и Майя, слой за слоем срывая яркую оберточную бумагу с пустой коробки, которой на самом деле являлся Герман Терранова, ведать не ведает, как долго я откладывала осознание, что подарка действительно нет.

– А самое страшное, – говорит она, втыкая в коробку кинжал и расковыривая в ней огромную дыру, – что он прекрасно знает о своей красоте и пользуется ею. Человек, который сможет его полюбить, должен быть либо глухим, либо непроходимым тупицей. Ты достойна большего. Не влюбляйся в него, пожалуйста.

Мне не хватает сил на нее посмотреть. Из-под подошв моих ботинок по музейному паркету расплывается неловкая грязная лужа.

– Ладно. – Майя звучно хлопает в ладоши и встает с дивана. Исповедь окончена. – Если хочешь, можешь посмотреть экспозицию, а мне надо работать.

Я послушно выбираюсь из дерматиновой ямы и стаскиваю с вешалки свою куртку.

– Наверное, в другой раз. Дела…

Уже на улице, раскрывая зонт, я вспоминаю слова Майи о том, что номер, который дал мне Терранова, знают только близкие ей люди, и всю обратную дорогу гадаю, из очарованных она или презирающих. Или то и другое сразу.

«Они действительно убивали себя, просто прими это как данность», – выдает поисковик в ответ на мой запрос об особняке Апостолов на Петроградской стороне.

«Допустим, – думаю я, пробегая глазами ссылку за ссылкой. – Но рейсте ли тому виной?»

Внешний вид «дома самоубийц» на фотографиях навевает уныние независимо от титула. Никакой роскошью тут даже не пахнет. Ассиметричный деревянный фасад с граненым эркером и островерхой угловой башенкой выходит в небольшой дворик. Непрозрачные от грязи окна, о которых говорила Майя, пестрят закрытыми фанерой секциями. Полуподвальный цоколь почти доверху завален мусором. Не нужно напрягаться, чтобы представить запах сырости и кошачьей мочи, желтые от копоти потолки с остатками лепнины, хлам на чердаке, чьи оконца напоминают два черных, раскрытых в безмолвном крике детских рта…

А ведь когда-то это был очень романтический домик. Уютное двухэтажное пристанище для двоих. Топились печи, окна золотились светом, стол поражал богатством выбора блюд даже в голодные годы между двумя революциями. Молодой обер-прокурор и его заместитель принимали гостей. Поле невыносимого притяжения – было ли оно? Теперь уже никто не узнает. Тех, кто жил, дышал, любил в этих комнатах, расстреляли и сбросили в шахту неподалеку от Кемерово.

А новые жильцы слышат их голоса.

Я набиваю полный рот картошки фри – да простит меня Эрна, я делаю это слишком редко, чтобы чувствовать угрызения совести – запиваю ее колой и продолжаю читать под аккомпанемент детских криков из-за соседнего столика и взрывов смеха компании школьников, ожидающих свой заказ.

Так вот, жильцы слышат некие потусторонние голоса, но с учетом контингента – знал бы бедолага Апостол, чьи подошвы истопчут паркет его особняка до дыр – здесь нет ничего удивительного. Я конечно же нахожу те самые «скандальные» снимки рейсте, которые видела у Майи – все они слишком размыты, чтобы опознать сами знаки – и с удивлением узнаю, что сделавший их человек повесился, так и не завершив ремонт. Его дочь вела блог в «Живом Журнале», сейчас он заброшен, последняя запись – пятилетней давности.

Прежде чем погрузиться в очередную семейную историю, я иду за добавкой газировки.

16-янв-2013 11:31am – Без темы

Отец не был сумасшедшим. Он не собирался сводить счеты с жизнью. Мы отдали снимки журналистам, но это не значит, что сами мы верим во всю эту мистику со знаками. Обои, которые нашел отец, остались от первых владельцев – это становится ясно, если сравнить их с фотографиями комнат до революции. Сами знаки мог нарисовать кто угодно. Экспертиза чернил требует денег, которых у меня сейчас нет. Я решила провести несколько дней в комнате, где все произошло. Надеюсь, уважаемый хозяин захочет со мной пообщаться. У меня к нему много вопросов.

В комментариях – оживленное обсуждение с упоминанием «Пляшущих человечков» Конан-Дойля и сект различного толка, буйным цветом распустившихся по всей стране в девяностые. Несколько экстрасенсов предлагают свои услуги по изгнанию беспокойного духа Николая Апостола.

20-янв-2013 8:43 pm – Без темы

Всем привет! С вами Жека, и она еще жива… Тут со мной бутылка вина и байки соседки. У нее одна комната размером с обе наших, просто ОГРОМНАЯ, мебели почти нет, зато целую стену занимает настоящая изразцовая печка. И – никогда не угадаете, что. Игрушки. Не спешите представлять себе что-то миленькое. Она подбирает их на помойке, потому что им холодно и грустно валяться в контейнере. Выглядит крипово, воняет соответствующе. А еще она говорит, что хозяин приходит и вступает с ней в интимную связь. Ей лет семьдесят, если что. Муж спрыгнул с моста и разбился о лед. Всю жизнь прожила в этом доме и помнит всех жильцов. Она со-вер-шен-но сумасшедшая! Но она подтвердила то, что я и так знала – мой папа не собирался умирать.