Альбина Нури - Пассажир своей судьбы [litres]

Валентина открыто винила Игоря: в день трагедии она была на работе, с детьми сидел муж. Уложив детей спать, он отправился в магазин – близко, через дом. Его не было пятнадцать минут, и за эти короткие мгновения вся жизнь переломилась пополам.

Игорь готов был душу отдать, умереть, только бы перемотать время назад, как пленку, чтобы оказаться в нужный момент рядом, суметь спасти детей. Он и сам обвинял себя, не искал оправданий, но жена, видя, как он мучается, не утешала, а кричала, что ненавидит.

Не могла простить, хотя оба знали: на месте Игоря могла оказаться и Валентина, ведь они постоянно это практиковали – ходили за покупками, пока дети днем спят. Такой выход казался разумным: есть ли смысл таскаться с малышами по магазинам, стоять в очередях?

Могли оказаться в такой ситуации оба – но оказался-то он…

Жизнь стала невыносимой, и чем дальше, тем хуже. Крики и обвинения сменились ледяным молчанием. Игорь видел, что неприятен жене, что она едва выносит его присутствие. Если он случайно дотрагивался до нее, Валентина дергалась и сжималась, точно ее коснулось что-то особенно мерзкое – жаба или змея. Даже общение с сыном не приносило радости: Феденька постоянно плакал, видимо, тоскуя по сестричке, и успокаивался только на руках у матери. К тому же Игорь стал бояться, что сделает что-то не то и не так, навредит малышу, поэтому избегал сына. Он пропадал на работе, старался прийти домой как можно позже, начал попивать.

В итоге раздавленный горем Игорь сказал жене, что хочет уйти от нее. Она ответила, что так будет лучше, совместного будущего у них нет, нужно начать жизнь с чистого листа.

– Федя совершенно забыл Фаечку – дети быстро забывают, – проговорила Валентина. – Тот же психиатр советовал позволить ему забыть, велел не рассказывать, что у него была сестра. По крайней мере, пока он не подрастет. Я все собиралась рассказать, на могилу к Фаечке сводить, да так и не собралась. Правда, один раз случилось кое-что… – Она замялась, подбирая слова. – Ему было лет двенадцать, может, чуть больше. Он рассказал, что утром, когда умывался, посмотрел в зеркало, а там вместо него отразилась незнакомая девочка. То есть не совсем незнакомая. У девочки было его, Федино, лицо. «Она была так похожа на меня! – говорил он. – Как будто это я превратился в девочку».

– Что ты ему ответила?

Валентина пожала плечами.

– А что тут скажешь? Что еще не проснулся, вот и почудилось. Тем более это с тех пор не повторялось.

– Наша память непредсказуема, – задумчиво проговорил Игорь.

– Знал бы ты, как я жалела! – вдруг с мукой в голосе выкрикнула Валентина. – Как раскаивалась, ругала себя последними словами! Только поздно.

– Я тоже.

– Ты не понял, – Валентина спрятала лицо в ладонях и помотала головой. – Раз уж мы сейчас про вину и прощение… Так уж надо до конца. В смерти Фаечки ты виноват не больше меня – я всегда это знала, даже тогда. Мне было плохо, ужасно плохо, я была зла на весь мир, и особенно – на себя. Думала, не заслуживаю ничего хорошего, должна наказать себя, уничтожить то, что еще у меня оставалось. Я не понимала, что любовь можно увеличить, разделив, а горе, если поделить на двоих, можно чуточку уменьшить. – Глаза Валентины были сухими, опаленными болью. – Не ты, а я перед тобой должна извиняться. Из-за меня ты уехал, семьи не стало, Федя рос без отца. Прости. Если сможешь, конечно. Давно уже надо было прощения попросить, только духу не хватало. Но я все равно рада, что сказала это тебе. Хотя бы сейчас.

Игорь хотел ответить и не смог. Валентина давно ушла, а он все стоял и стоял на лестничной площадке, и в глубине души зарождалось понимание, что многолетний толстый лед между ними все-таки может быть сломан.

Валентина устала наматывать круги в коридоре и вновь присела рядом. В этот момент дверь палаты открылась, и они оба, как солдаты по команде, не сговариваясь, вскочили и замерли плечом к плечу, глядя на доктора.

– С Федей… – сказали хором и так же синхронно умолкли.

Врач замахал руками: мол, все хорошо.

– Нам с вами нужно обсудить некоторые моменты. Дело в том, что Федор находится здесь уже почти два месяца, – проговорил он, – и мы не можем сказать, сколько месяцев или лет он пробудет в теперешнем состоянии. Мы сделали все, что могли. Пациент самостоятельно дышит и…

– Но ведь он нуждается во врачебном уходе, – сказал Игорь. – Вы не можете выбросить его на улицу!

– Никто не говорит, что его выбросят! Но и вы поймите. Необходимые манипуляции можно проводить и в другом месте, а здесь…

– Вы хотите избавиться от нас, потому что уже не надеетесь, так? И боитесь, что в случае… – Валентина задохнулась, но перевела дыхание и продолжила: – В случае чего мы вам испортим показатели?

Доктор возмутился и стал уверять их, что это не так, что Валентина передергивает и не хочет спокойно разобраться. Они все втроем принялись говорить – горячо и нервно, перебивая один другого, потому что ни один не был уверен в правоте своих слов. Игорь участвовал в разговоре и в то же время будто смотрел на происходящее со стороны.

Все было пусто, все бесполезно…

Он лежал там, за закрытой дверью, его сын, его маленький мальчик, ставший уже взрослым и испытавший за свою короткую жизнь так много боли. И они с Валентиной, и этот уставший после ночного дежурства врач, отличный профессионал и порядочный человек, и весь персонал огромной клиники – никто не мог вызволить Федора из небытия. Словно железной дверью с огромными замками он был отгорожен от мира загадочной и неподвластной медицине болезнью. Был заперт, посажен на цепь.

– Мы с вами ходим по кругу! – досадливо сказал Валентине врач.

По кругу… Эти слова внезапно показались Игорю важными. Было в них что-то особенное, но что? Он нахмурился, пытаясь уловить их значение, и в этот момент Валентина вдруг осеклась на полуслове и тоже сказала:

– По кругу, – и глянула на Игоря.

Стало тихо. Никто больше не спорил. Валентина с Игорем смотрели друг другу в глаза, будто стараясь прочесть неразборчиво написанный текст.

– Мой сон, – прошептала она. – Федор говорил, что хочет выбраться из круга! Он говорил, что хочет вернуться домой и не может. Никак не может.

«Вот оно, то самое, важное!» – подумал Игорь.

– Мы заберем его, – твердо сказал он. – Заберем сына домой.

– Я говорил не об этом, – начал доктор, – а о том, что существуют специализированные…

– А мы – как раз об этом, – перебила Валентина. – Мы с мужем хотим забрать сына домой. Подпишем все, что нужно. Я знаю, как ухаживать за Федором. Чего не знаю, тому научусь.

Она назвала Игоря мужем, и слова эти произнеслись сами собой, так легко и естественно, что не было сомнений в их правильности.