Виктор Бровков - В лабиринте памяти [СИ]

— Сделай это! — голос седовласого вновь наполнил мою голову. — Ты же хочешь их убить.

Полный отчаяния крик вырвался из моей груди. Я вскочил и побежал к пистолету. Периферическим зрением я видел, как исказилось от страха лицо женщины, а её муж, выронив пакет, обеими руками вцепился в тяпку и встал перед ней, закрывая своим телом от безумца, к которому они зачем-то подошли с предложением помощи.

Схватив оружие, я повернулся к ним лицом, и навел дуло пистолета на мужчину. Издевательский смех седовласого подтолкнул меня к решительным действиям. Хватит. Я сам хозяин своей судьбы и никто не вправе решать за меня.

— Вызывайте полицию, — спокойно сказал я. — Если я выживу, то могу вам навредить.

Промедление могло позволить седовласому вновь завладеть мной. Поэтому, пытаясь не думать ни о чём, я быстро согнул руку, приложил дуло пистолета к своему лбу и вдавил спусковой крючок.

12 мая этого года; 10 часов 30 минут; Олег Лешевский.

— Олег Вадимович…

Кажется, ко мне кто-то обращался.

— Олег Вадимович, вы меня слышите?

Мягкий, бархатный баритон пытался аккуратно достучаться до меня. И у него это получалось. Я пришел в сознание и первое, что почувствовал, была тупая боль в височной области. Глаза не желали открываться. Только через несколько секунд я смог разлепить веки и посмотреть на хозяина приятного голоса. Мужчина с аккуратно уложенными волосами и ухоженной бородкой сидел напротив меня. Мне казалось, что я его уже видел раньше.

— Я, видимо, отключился, — извиняющимся тоном произнёс я, не до конца понимая, где нахожусь.

— Ничего страшного, — ответил мне мужчина, после чего достал из-под стола кожаный портфель, открыл его и аккуратно выложил на стол блокнот, ручку и устройство, похожее диктофон.

Я внимательно наблюдал за его действиями. Когда он закончил и, положив руки ладонями на стол, дружелюбно посмотрел на меня, я почувствовал себя неуютно. Опустив глаза, я принялся разглядывать наручники на своих руках. Мне предстояла беседа с этим человеком. Очередная беседа из тысяч, которым я потерял счёт за последние неделю. Или месяц. Или год. Времени я тоже потерял счет.

— Вы неуютно себя чувствуете? — спросил мужчина, заметив моё волнение. — Не хотите говорить?

— А у меня есть выбор? — усмехнулся я.

Где я нахожусь? Больница, следственный изолятор или психиатрическая больница? Небольшой кабинет с одним столом и парой стульев для меня и моего собеседника. Я в мешковатой одежде и в наручниках, он в дорогом костюме. Я молчу, он тоже.

— Адвокат? — через несколько томительных минут тишины предположил я, решившись оторвать взгляд от сковывающих мои руки браслетов и посмотреть на сидящего напротив мужчину.

— Нет, — ответил он, улыбнувшись. Решив, что лед тронулся, он продолжил. — Я специалист в иной сфере. Более тонкой, нежели юриспруденция. Я — психиатр. Довгуш Антон Геннадьевич. Мы с вами встречались. Пару недель назад.

Травма головы, полученная мной на кладбище, совсем не улучшила мою память. Все события, происходящие до того момента, как я выпустил себе в лоб резиновую пулю, я, конечно, более-менее помнил. Но мои воспоминания походили на неумело смонтированный пьяным режиссером-любителем фильм. Не смотря на это, свою причастность к убийствам я прекрасно осознавал. В чем и признался, как только пришёл в себя в больнице. После этого началась бесконечная череда допросов, очных ставок, следственных экспериментов, которые периодически разбавлялись моим временным переводом в больницу, для поправки здоровья или в психиатрическую лечебницу, для проверки моей адекватности и дееспособности. Люди, окружающие меня всё это время, казались, одинаковыми. Будь они в халатах, деловых костюмах или полицейских пиджаках, мне они казались одинаковыми. Я не хотел запоминать их. Я ничего не хотел. Я хотел лишь избавиться от головной боли, которая мучала меня без устали. Моё главное наказание за совершённые преступления. Наказание, более жестокое, нежели смерть.

— Вы меня не узнаёте, Олег Вадимович, — с лёгкими нотками досады протянул психиатр, после чего добавил. — А ведь вы меня чуть не убили.

Я внимательней посмотрел на лицо своего собеседника и, к своему удивлению, стал припоминать. В комнате, которая была похожа на эту, но просторней, в присутствии конвоиров я потерял контроль над собой. Молниеносно перемахнув через стол, я вцепился в горло этого человека руками, которые были так же, как и сейчас, скованны наручниками. Я видел, как он хрипит, не имея возможности наполнить легкие воздухом. Я видел страх в его глазах. И, получая наслаждения от этого, с ужасом понимал, что седовласый вновь завладел мной. После этого я получил удар по затылку, меня стошнило на лицо психиатра и его небесно-синий пиджак. А потом я потерял сознание.

— Мне остается только извиниться, — пожав плечами, сказал я.

— Не стоит, — откинувшись на стуле, сказал психиатр. — Мы же оба знаем, что это были не вы.

Я сдержанно кивнул. «Это были не вы». Он принял мою сторону, хочет втереться в доверие. Показать, что верит в моё раздвоение личности. Но его слова вызвали подозрение. Что-то неправильное было в сказанном. Но что?

— Что могло заставить вновь прийти к человеку, который хотел убить вас? — спросил я. Безразличие, с которым я начинал разговор, пропало, освободив место желанию разобраться в истинных мотивах моего психиатра. Приподняв над столом руки, я продолжил. — Именно также я был скован, когда напал на вас. Но тогда в комнате были конвоиры, которые вовремя остановили меня. А сегодня мы здесь вдвоём. Кто спасёт вас, если мой приступ агрессии повторится?

— Не повторится, Олег Вадимович — с полной уверенностью сказал мой собеседник. — Теперь вы абсолютно безопасны для окружающих.

— Извините, но разве не я убил кучу людей? — спросил я. — Или меня напичкали какими-то таблетками доброты? Или, может, вживили в голову чип послушания? Откуда такая убежденность, Антон Геннадьевич?

— Всё проще, — ответил психиатр. Приблизившись к столу, он поставил на него локти и упёрся подбородком в сложенные в замок кисти рук. — Вы потеряли что-то, что заставляло вас бороться. Какую-то часть себя. И я вижу это.

— Я потерял часть себя? — прошептал я вопрос, который был адресован скорее мне самому, нежели моему собеседнику.

«Я часть тебя. Твоя сила, твоя скорость, твоя реакция, твоё бесстрашие. Твоё всё». Эти слова я слышал на кладбище от седовласого. Но никому ни говорил про это разговор. Как и не говорил про того, на кого я подсознательно перекладывал ответственность за свои преступления. Я никому не говорил о свое второй личности. Спорить бессмысленно, моя память не идеальна. Но в том, что я похоронил седовласого и воспоминания о нём на том кладбище, я был уверен. Я вычеркнул его из своей жизни, и вспомнил лишь один единственный раз, когда чуть не убил сидящего передо мной мужчину.