Ольга Трушкова - По лабиринту памяти. Повести и рассказы

© Ольга Трушкова, 2017

ISBN 978-5-4474-2645-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Моему поколению, чья молодость совпала с семидесятыми годами прошлого столетия, посвящается…

О чём я пишу? О жизни и о людях, с которыми она меня сводила. Их было много, и все они разные: хорошие и не очень, добрые и злые, порядочные и подлые. В общем, люди, как люди… Хотя пришлось столкнуться лоб в лоб и с такими, о которых не только писать не хотелось – не хотелось даже вспоминать. Но, тем не менее, главными героями поэмы «Отторжение» я сделала именно их, и именно к ним обращены эти строки:

Мои герои не занимаются криминальными разборками, не лезут по трупам в политику и не разворовывают государственную казну. А живут они рядом с нами, только мы их не всегда замечаем. Простые, совершенно искренние и небезразличные ко всему происходящему предстанут пред вами и баба Маня из цикла рассказов о сельской жизни под общим названием «Совесть моей глубинки», и старый дед Силантий из повести «Не потерять себя». Не оставит вас равнодушными и судьба талантливого паренька, который «навсегда останется в Чечне… так и не узнав, по каким „понятиям“ живут те, кто послал его на смерть» (рассказ «Интеллигент»).

Что же касается ключевого произведения этого сборника, то здесь я мысленно прошлась по лабиринту моей жизни и попыталась воссоздать атмосферу тех далёких 70-ых, память о которых нет-нет да и шевельнётся в душе.

С теплом и добрыми пожеланиями к моему читателю,

Что-то опять ночь тянется целую вечность… Проклятая бессонница! Что же не даёт Марии спокойно спать? Старость? Наверное, она. Да ещё память, которая в последнее время всё чаще и чаще заставляет Марию бродить по тропам прошлого, по лабиринту прожитой жизни.

Она достала альбом с пожелтевшими чёрно-белыми фотографиями. Вот первая в её жизни школа. Крюковская средняя. В Белоруссии. Вот её подруга Людочка. Вот и она сама, тогда ещё Маша. А это – самая главная в её жизни наставница, научившая её учить детей и ни перед кем не терять своего лица. Завуч Людмила Яковлевна.

Последняя школа Марии была уже здесь, в Сибири. Чёрное и белое менее контрастны, нежели эти две школы.

Всю свою жизнь Мария преклонялась только пред двумя добродетелями – умом человека и его порядочностью. Увы, ничего этого в Платоновой Аде Васильевне, директоре своей последней школы, она не находила: ни ума, ни порядочности. Десятиминутного общения с этим человеком было достаточно, чтобы увидеть паранойю в стадии мания величия. При более длительном контакте невозможно было не обнаружить рядом с активной паранойей явно прогрессирующий маразм. Судя же по косноязычию, Ада Васильевна была ещё и отвратительным учителем, потому что преподавала она, как ни парадоксально, как раз то, что требует от учителя лёгкой, изящной речи и абсолютного знания орфоэпии. Преподавала Ада Васильевна русский язык и литературу. Эти же предметы преподавала и Мария.

Первое, с чем столкнулась Мария в этой школе, было то, что мальчики, имеющие иноязычные фамилии с нулевым окончанием, совершенно игнорируют их склонение. Битый час она убеждала девятиклассника Колю в том, что его тетрадь принадлежит не Раштоллер, а Раштоллеру. Он же не девочка! Не хочет Коля склонять свою фамилию, не хочет мальчиком быть, хоть убей!

Рассказала Мария коллеге своей Алине Павловне, тоже словеснице, про упрямого Колю, совета попросила. Совет был дан незамедлительно:

– Да оставь ты его в покое! Он восемь лет не склонял, привык, а ты хочешь его переучить.

Ну и ну! Значит, если Ваня привык писать «корова» через «а», пусть и дальше так пишет? Переучить? Значит, кто-то уже научил Колю не склонять его фамилию? Почему за восемь лет ему никто не показал правильное её написание в косвенных падежах? Каково? А кто, простите, обучал Колю в шестом классе, где как раз и изучается это правило?

Целый год билась с этими фамилиями Мария, целый год у неё волосы дыбом вставали от безграмотного письма и корявой речи и учеников, и коллег-словесниц.

Это только русский язык. Но была ещё и литература.

Познания классики у Алины Павловны по своей сути напоминали «бородатый» анекдот:

Раскольников – брат Карамазова, а ещё, помнится, в пьесе «На дне» Герасим Катерину в Волге утопил. То ли в «Грозу» дело было, то ли «Накануне».

Не любила она классику, детективчиками увлекалась. Дарья Донцова была для неё «лучом света в темном царстве» литературы. Зачем же детям нести то, что самой противно? Их-то зачем тащить за собой в это «тёмное царство»?

Понятно, почему она вот уже более двадцати лет всё еще студентка-третьекурсница пединститута. Заочница. Хотя сегодня Алина Павловна, возможно, уже и купила диплом, только мозги-то к нему не прилагаются.

Ада Васильевна детективами не увлекалась, литературу, вроде, знала, трактовала её с правильных позиций коммунистической партии и товарища Сталина, но на её уроках засыпали даже мухи. Дети на границе двух тысячелетий не хотели разделять антикварного взгляда учительницы на классический образ грезившего мировой революцией коммуниста Макара Нагульнова, а видели в нем только отмороженного на всю его контуженую голову беспредельщика, к тому же ещё и бича-тунеядца. Судите сами: бабы поле пашут, а он с таким же лентяем Щукарём петушиным пением наслаждается.

Но высказать своего мнения дети не могли – рисковали аттестатом. Говорить они могли только то, что хотела слышать Ада Васильевна. Это же касалось и учителей. Учителя рисковали рабочим местом.