Иван Лукаш - Цветы ядовитые [Сборник]

Дверь завалена холодными, замерзшими трупами, а сверху падают глухо еще и еще чьи- то окостенелый ноги и голова с выеденными холодом белками; придавлены дверью горы замерзших трупов за дверьми.

Моя дочь умерла в первый день, умер старик и голубоокий мальчик. А другие поют и стонут и нет уже сил выползти из под вороха обмерзших тканей. Они скоро замерзнут, но поют они. Поют и стонут. Я не понимаю их бреда… Чаек и море я вижу.

Ветер шумит. Пробежал в чаще олень, разбивая рогами ветви. Женщины пляшут и солнце. Солнце. Солнце.

Тихо и холодно. Весь город Мира завален окоченелыми трупами и тусклые зрачки мертвых глядят туда в прозрачный с белым холодным шаром, провал. Рты искривлены, вытянуты руки, тусклый иней заледенил голыя голени. Горит холодом сталь ненужных рельс, рычагов и колес. Все — не нужно. Заметет колкий иней землю и лед похоронит ее. Тишина. Тишина… Хорошо мне. Я вижу сосны, сыпучий песок, камни. Ко мне придут теплые медведи и слетятся стаи белых чаек. Волосы ветер растреплет. Солнце. Солнце.

…И вся эта книга — Молитва Миражно-голубым берегам, где миражится голубой принц в хороводах [8] 9 … «головки женщин и хризантем» — Цит. из стих. И. Северянина Хабанера III (1910). . Где кружатся то тихо, то быстро «головки женщин и хризантем»… [9] 10 И в трауре месс, как большой гордый зверь, он «плутал»… — Контаминация мотивов и цит. из стих. И. Северянина В предгрозье: Этюд (1910) и Квадрат квадратов (1910).

Он устал, поэт. И в трауре месс, как большой гордый зверь, он «плутал» [10] 11 … в пляске Мая — Имеется в виду стих. И. Северянина Пляска Мая (1910). в сонных туманах, в садах, утопленных в луне. И бился в одном из колец, брошенных Маем. А душа высекала пугливыя искры, трепетали взмахи. Устало глядел он в мутно слепые глаза, слушал грязные стоны. Хотел разсмеяться всему, но губы нежданно изломились болью. («Похоронная Ирония», «Chansonette», «Гурманка»).

И боль, как боль ребенка, трагично и просто разлилась отцвеченными кровью песнями. («В шалэ березовом», «Озеровая баллада», «Импровизация», «Марионетка проказ», «В предгрозье», «В парке плакала девочка»…).

Вскинулась скорбь и оборвалась… В оркестре обрывают свою игру страстный скрипки и виолончели, и только орган молится кому-то устало. Устало молит — один орган… Так и поэт. Хотел смеяться, но в пляске Мая [11] 12 Изгибная линия исчезнувшаго тела — Цит. стих. И. Северянина Пленница: Сонет (Из Анри де Ренье) (1910): «И линию исчезнувшего тела / К которому желание крылит». увидел тайныя кольца. Смех переплелся с рыданьем. Рыдал и смеялся. Рыдал.

А душа уже пела в прошлом, рыдая… Изгибная линия исчезнувшаго тела… [12] 13 Вдалеке — виолончель… — Цит. из стих. И. Северянина Вечером жасминовым: Nocturne (1910). Вдалеке — виолончель… [13] 14 Княжна рыдала перед ливнем… — Намек на стих. И. Северянина В предгрозье: Этюд (1910). Княжна рыдала перед ливнем… [14] 15 Триолетныя кудри… — Цит. стих. И. Северянина Сонет («Ее любовь проснулась в девять лет»): «И кудри вились точно триолет…») Триолетныя кудри… [15] 16 Фиалковая глубь очей… — Цит. стих. И. Северянина Сонет («По вечерам графинин фаэтон…», 1910): «В ее очей фиалковую глубь / Стремилось сердце каждого мужчины». Фиалковая глубь очей… [16] 17 … «той, кого не знаешь и узнать не рад» — Из стих. И. Северянина Тринадцатая: Новелла (1910): «Той, кого не знаю и узнать не рад…»

Опять взмахнули тысячи страстных смычков — поэт бросил в сонные туманы пламень знойных песен. Сверкнул и залился огнем. «Разсказ путешественницы». Смычки взмахнулись и застыли. Орган.

Печальный орган, точно король, правит черныя мессы над дофином умершим. Тоскует орган («Сириусотон», «Nocturne», «Яблоня-сомнамбула», «Фиалка»).

Гремит властно и глубоко. И властная тоска растет-растет, и в той тоске слышны напевы молитв. Кому? Напевы молитв миражному берегу, молитв Созидающему Оленя, молитв к «той, кого не знаешь и узнать не рад»… [17] 18 … на яхте воздушной — Подразумевается поев. И. Лукашу стих. И. Северянина Воздушная яхта (1910).

И вот молится в больном экстазе поэт. Экстазы молитв несут его белой ночью в лунныя глуби на яхте воздушной [18] 19 … «снега, снега — как беломорье» — Цит. из стих. И. Северянина Алтайский Коктебель (1910). . Несут туда, где «снега, снега — как беломорье…» [19] 20 … в комнате стекляной… тост безответный — Тринадцатой — Речь идет об упомянутом выше стих. Тринадцатая: Новелла (1910). В лесную глубь. Органы слились в невыразимо больной молитве. Органы унесли поэта в стекляные покои. И гудят, и грохотливо рыдают, разбивая звуки о стекляныя стены, а поэт один, как в пропастях летящий орел.

Но горд поэт и смел: он в комнате стекляной поднимает бокал, пьет тост безответный — Тринадцатой [20] 21 Поэзия русского футуризма. Вступ. статья В. Н Альфонсова. Сост. и подг. текста В. Н. Альфонсова и С. Р. Красицкого. Персональные справки-портр. и прим. С. Р. Красицкого. СПб., 1999. С. 379. . А у ней, может быть, льдисто-холодныя руки, у Тринадцатой? И не приходит она потому, что трепеты изменчивых, как искры электричества, органов слепят Ее.

Иван Созонтович Лукаш (1892–1940) родился в семье швейцара Академии художеств (по семейному преданию, позировал И. Репину, написавшему с него казака с забинтованной головой на картине «Запорожцы пишут письмо турецкому султану»). Мать И. С. Лукаша заведовала столовой академии.

Лукаш учился в Ларийской гимназии и частной гимназии Л. Лентовской; по окончании курса поступил в 1912 г. на юридический факультет Петербургского университета, который закончил в 1916 г. с выпускным свидетельством.

В юности увлекался эсерами, испытывал революционные симпатии. Затем сблизился с эгофутуристами; знакомство с И. Северяниным вылилось в издание кн. Цветы ядовитые (1910). В 1912 г. участвовал в изданиях группы И. Игнатьева (альм. Оранжевая урна и Стеклянные цепи, газ. Петербургский глашатай и Дачница). Публиковался также в журнале Н. Шебуева Весна.

Перед Первой мировой войной начал сотрудничать как репортер в газете Современное слово. В 1915 г. поступил добровольцем в Преображенский полк, провел полгода на фронте в тыловых учреждениях. Во время Февральской революции занимал кадетские позиции, писал пропагандистские брошюры. В середине 1918 г., спасаясь от красного террора, уехал из Петрограда в Киев, поступил в Белую армию. До эвакуации из Крыма сотрудничал с белой прессой в Симферополе.