Джули Си Дао - Лес тысячи фонариков [litres]

Они пошли в сторону дома, обходя бегущих им навстречу людей, укрывающихся от дождя поднятыми над головой куртками. Хидэки нырнул в одну из попавшихся на пути чайных, и Сифэн в одиночестве подошла к домику Акиры. На крыльце она сложила зонт и вошла внутрь.

Сиро и Акира по-прежнему сидели, беседуя, в комнате с лежаками; казалось, что с тех пор, как Сифэн со спутниками оставила их, они так и не двинулись с места. Сиро сидел в постели с чистой повязкой на плече, на щеках его играл здоровый румянец. Оба были так захвачены разговором, что даже не заметили остановившуюся в дверном проеме Сифэн. Тема их беседы была вполне нейтральна: они говорили о торговых судах, курсировавших между Камацу и материком, но Сифэн больше заинтересовало выражение, с которым карлик подался навстречу Акире, и то, как раскраснелась женщина-врач, отвечая на его речи.

Было очевидно, что ревность, с которой относилась к ней Акира, не имела ничего общего с ее врачебным долгом, это была чисто женская ревность.

Сифэн покраснела, поняв, что стала свидетелем сцены, не предназначенной для посторонних глаз, но ее ноги как будто приросли к полу.

«Вот так начинается любовь» , – мечтательно говорила она себе. Робкая встреча взглядов, обмен улыбками, нерешительные прикосновения рук. В сердце у нее росло возбуждение, не имевшее ничего общего с существом внутри нее, это была жажда , страстное желание, столь же явственное, как физический голод.

Она не могла припомнить, как это произошло между ней и Вэем. Ей казалось, что он был всегда, постоянно в ее жизни, столь же неизменный, как смена времен года. И, несмотря на любовь к нему, она всегда держала его на некотором расстоянии. Она жила, повинуясь предсказаниям Гумы, не позволяя себе полностью отдаться любви, даже когда ей отчаянно этого хотелось. Но, наблюдая за Сиро и Акирой, она чувствовала, что душа ее тянется к любви, как озябшие руки к огню.

Какова она, взаимная любовь?

Она попятилась, чувствуя одиночество и холод в душе и надеясь, что они не заметили ее. Однако звук ее шагов нарушил очарование. Сиро и Акира инстинктивно отпрянули друг от друга. Врач, извинившись, со все еще сияющими глазами, покинула комнату, и Сифэн села на ее место у постели Сиро.

– Акира рассказала мне о ваших планах попасть во дворец, – сказал он, скрестив руки на животе. – Я не стану вас отговаривать, как Хидэки, но при этом я надеюсь, что вы как следует взвесили свое решение. Однажды попав ко двору, бывает чрезвычайно трудно вернуться в прежнюю жизнь.

– Вам, должно быть, это хорошо известно.

Свет от свечи подчеркивал изящество черт его лица. Сифэн подумала, что печальное выражение не вяжется с его молодостью.

– Мой отец был главным советником нашего царя. По рождению я принадлежал к высшим придворным кругам и женился на женщине еще более знатной, чем я сам. На дочери царя.

– Это была принцесса, о которой вы упоминали раньше, та, что вплетала жемчуг в свои косы?

– Да, это была она. Одна из многих дочерей, которые не были особенно нужны царю, но которых он, тем не менее, должен был выдать замуж. Поэтому ее и отдали этому ни на что не годному существу, – он указал на себя таким жестом, как будто он был не человек, пусть и маленького роста, а животное.

– Ему хотелось сделать приятное моему отцу, а тому хотелось породнится с царской семьей, но еще больше не терпелось избавиться от меня. Мы с женой переехали в небольшой дом за городом.

Его красивое лицо исказила боль.

– Что произошло?

– Она покончила с собой. Она предпочла умереть, лишь бы не быть женой существа вроде меня.

Скорбь и гнев в его голосе глубоко тронули Сифэн.

– Вы хороший и достойный человек, и вы заслуживаете иметь лучшую семью, чем та, что у вас была.

Сиро поднял на нее свои прекрасные печальные глаза:

– Некоторым из нас порой приходится полагаться на друзей, которые помогают нам увидеть в себе то лучшее, что в нас есть. Благодаря этому удается удерживать равновесие в жизни.

Он попытался улыбнуться и сменил тему разговора:

– А равновесие будет необходимо вам, чтобы добиться успеха при дворе… как тем аптекарским весам, которые вы так метко привели в пример.

– Равновесие?

– Равновесие между вашими амбициями и вашей душой. Между силой и добротой, которую некоторые считают слабостью.

– Наверное, это похоже на игру, – отважилась высказаться Сифэн. – Поддерживать отношения при дворе и с иностранными государствами. Позволять другим царям считать себя сильными, имея при этом на руках все карты.

Он наклонил голову, разглядывая ее:

– Вы считаете такую жизнь приятной?

Она уклонилась от ответа:

– Я приму любую судьбу, которую назначат мне боги, это долг каждого из нас.

Его мягкие манеры вызывали у Сифэн желание рассказать ему все то, что она не могла сказать Вэю.

– Во мне есть черты, которые мне неприятно признавать за собой. Я не такой человек, каким мне хотелось бы быть… какой, я думаю, хотела бы видеть меня моя мать.

– У всех у нас есть свои искушения, но по своей воле мы можем преодолеть их. Я вижу, как сильна ваша любовь к Вэю, хотя вы и стараетесь не показывать ее. Почему?

– Я боюсь. Моя мать так горячо любила моего отца, что, когда он ее оставил, это убило ее. Гума хотела защитить меня, чтобы никто не смог установить надо мной свою власть. Она хотела, чтобы я сама выбрала для себя путь и чтобы меня не сдерживали никакие оковы. Помимо тех, которые она сама наложила на меня. Возможно, будет лучше для него, если он пойдет своей дорогой, а я – своей.

– Но вы и Вэй так очевидно любите друг друга. Как такая любовь может нести в себе опасность?

Она вздрогнула:

– Я могу его потерять, и что тогда со мной станет?

– Возможно, для вашей матери самое счастливое время в жизни было, когда она была с вашим отцом. Не лучше ли отказаться от части своей свободы в обмен на многократно превосходящее ее счастье, даже если оно дается вам на короткое время?

Но, хотя тоскующее сердце Сифэн отозвалось на его слова, она почувствовала что-то еще – как будто маленькая, но властная рука тянет его обратно, на место. Она покинула Сиро, чтобы дать ему отдых, но его вопрос звучал у нее в ушах, пока она поднималась к себе наверх.

Всю следующую неделю Вэй тренировался вместе с солдатами. На седьмой день их житья у Акиры он объявил, что Командующий велел ему явиться еще раз.

– У него есть для меня предложение, – сказал он будничным тоном, но глаза его при этом сияли и он даже не притронулся к еде. Мне предстоит встреча с их оружейником.

У Сифэн упало сердце, и она сжала его руку. Оружейник, после всей ее отчаянной борьбы за то, чтобы обеспечить ему поддержку офицера!