Джули Си Дао - Лес тысячи фонариков [litres]

– Доброе утро, – произнес тихий голосок, и Сифэн в изумлении посмотрела на Даньдань и Мэй. Было неясно, которая из двух заговорила, потому что они обе были красны как маки.

– Доброе утро, – ответила она, не решаясь сказать больше, чтобы не спугнуть их.

– Вы смеялись во сне, – сказала Даньдань, покраснев еще сильнее.

Сифэн на минуту замолчала. Всю неделю ей снилось, как она убивает наложницу, каждый раз каким-нибудь новым жестоким способом, и потом хоронит ее в змеиной пещере.

– Прошу прощения. Меня мучили кошмары, – солгала она.

– Это не было похоже на кошмар, – сообщила Мэй.

Сифэн пожала плечами и, отвернувшись, заметила нечто, выглядывающее из-под ее подушки. Это была связка черных трав для курений. Может быть, она сжимала ее во сне? Она поспешно засунула ее поглубже под подушку, подальше от посторонних глаз, и у нее в памяти мелькнул обрывок сновидения: тот же монах, которого она видела на фактории, только на этот раз он наблюдал за ней из комнаты госпожи Сунь с бронзовыми зеркалами. Она провела рукой по лицу: во сне рана, полученная ею от Гумы, вернулась во всем своем кровавом великолепии.

Под непрекращающимся дождем она поспешила на утреннюю молитву, а затем направилась в банкетный зал, где двое евнухов устанавливали в светильники новые восковые свечи, чтобы обозначить начало часа. Она увидела сидящего в одиночестве Кана, сердито поглядывающего на стол, за которым веселые евнухи играли в свои игры. Каждый раз, когда один из них катал пару каменных фишек, они взрывались стонами и радостными криками.

Кан воткнул ложку в кашу.

– У них сегодня ежемесячный выход в Императорский Город. Избранна я кучка отправляется на рынок, чтобы закупить шелка и пряности. Меня, конечно же, никогда не выбирают, хотя я лучше их всех разбираюсь в шелках.

– Ну что же ты сидишь и ждешь? Почему бы тебе самому не попросить, чтобы тебя взяли с собой?

– Я сто раз просил, – возразил он. – Еще до того, как ты здесь появилась, и они мне ответили, что я – позорище, от которого воняет мочой.

Сифэн подняла брови; она знала, что многие евнухи страдают недержанием мочи. Это было неприятное последствие произведенной над ними операции, особенно если кто-то из них по несчастью попадал в руки неопытного хирурга.

– Это оскорбление прежде всего можно отнести к господину Юю, – не подумав, сказала она, вспомнив тяжелый запах, исходивший от старшего евнуха, и Кан разразился громким хохотом.

– Не смей никому рассказывать про мои слова.

– Кому я могу рассказать? Императрице, которая, единственная из всех, не презирает меня?

– Я не знаю, но мне не хочется еще больше раздражать его или мадам Хун. Я единственная, кому они не предложили помочь ее величеству с подготовкой к празднику.

Приближающийся Праздник Летней Луны устраивался в честь первого летнего полнолуния. Это было важное событие, во время которого Императрица и избранные ею дамы и евнухи присутствовали вместе с Императором на званом обеде в главном дворце и на церемонии любования луной. Сифэн видела, что другие девушки заняты шитьем костюмов и разучиванием музыки для представления.

Кан невесело улыбнулся:

– Ты слишком занята, убирая дерьмо за Шэньши, не так ли?

Сифэн нахмурилась.

– Я должна быть придворной дамой, а не чертовой прислугой. Не удивлюсь, если сегодня она заставит меня чистить ее балкон кисточкой. Она пытается меня сломать, но у нее ничего не получится.

– Она думает, что уже стала Императрицей, – усмехнулся евнух. – Все время угрожает бросить Императора. Угрожает ему. Вечно обвиняет его в ухаживаниях за своими дамами.

– Бросит Императора? Но куда же она пойдет?

– Она всегда это говорит, когда хочет получить от него больше знаков внимания. После каждой ее истерики он всегда посылает ей подарки.

Играющие евнухи снова взорвались смехом, и лицо Кана потемнело.

– Однажды из-за нее меня побили бамбуковой палкой. Господин Юй исполнил это с большим энтузиазмом.

Сифэн содрогнулась.

– Что такого ты ей сделал?

– Ты знаешь, что такое черные пряности?

Она отрицательно покачала головой.

– Их получают из растений мака, которые выращивают на берегах Залива Когтя; они стоят больше, чем наши жизни, вместе взятые. В маленьких количествах их используют в медицине при болях. Они действуют успокоительно, дают ощущение хорошего самочувствия. Но если их курить в больших количествах, у человека возникают… видения .

В памяти Сифэн проносились картины: затемненная комната, наполненная дымом, и клубы курений, подсвеченные огнем. По ее спине пробежал холодок.

– Какого рода видения?

Кан подался вперед.

– Некоторые говорят, что можно увидеть будущее. Но я никогда не был настолько глуп, чтобы так накуриться. И я никогда не слонялся вокруг шкафов императорского врача в поисках этого зелья, но, несмотря на это, госпожа Сунь все равно меня обвинила.

– Но зачем она это сделала?

– Она меня терпеть не может, потому что я не превозношу ее, как другие евнухи. Госпожа Сунь, конечно, заносчива, но она отнюдь не глупа. Она прекрасно знает, когда кто-то ее не любит. Она не умеет располагать к себе людей и мстит им за это.

– Она оклеветала тебя, обвинив в краже, и подвела тебя под наказание… ни за что.

Наложница была ей отвратительна, но при этом Сифэн не могла не восхититься ее наглостью. Она умела расправляться с врагами.

Кан спустил одежду с плеча и показал ей длинные выпуклые шрамы, белеющие у него на коже.

Сифэн присвистнула. Сочувствуя Кану, она припомнила боль от шрамов на спине, которые сохранились у нее от побоев Гумы.

– Но почему ее нельзя остановить?

– Ее все боятся из-за ее влияния на Императора. Даже Императрица не имеет над ней власти, чему вот это служит доказательством, – Кан жестом указал на свои раны. – И она отлично знает, что ее величество не выносит, когда людей избивают.

В памяти Сифэн возникло усталое, нежное лицо Императрицы. Сколько же ей требуется терпения, чтобы выносить госпожу Сунь, которая вертит ее мужем как хочет и нацеливается на ее трон.

– Я очень сочувствую ее величеству. Неудивительно, что у нее такой болезненный вид. Когда я у нее была, она даже не притронулась к еде.

– У нее давно уже нет аппетита. Не тебя ли я видел вчера у ее дверей, когда ты там что-то передавала?

– Ты, похоже, следишь за каждым моим шагом. Я приготовила сбор трав, чтобы улучшить ее аппетит. Я прежде делала такой для своей тетки.

Гума, когда заболевала, всегда требовала, чтобы Сифэн ей его готовила. Он представлял собой простую успокоительную смесь из имбиря и плодов шиповника, аккуратно зашитых в мешочек из хлопка; такой мешочек надо было опустить в чашку с чаем.