Томас Лиготти - Песни мертвого сновидца. Тератограф

В прекрасном доме, стоявшем в прекрасной части города — города под названием Нолгейт, где находилась тюрьма штата, — доктор Мунк изучал вечернюю газету, а его молодая жена возлежала на софе поблизости, лениво перелистывая цветные страницы журнала мод. Дочь Мунков, Норлин, спала наверху, а может, без спросу родителей смотрела телевизор, который ей подарили на день рождения неделю назад. Если и так, ее непослушания родители не заметили, в гостиную не доносилось ни звука. На улице тоже было тихо, как днем, так и ночью. Во всем Нолгейте царило безмолвие, ибо в этом месте в темное время суток никто не развлекался, лишь в баре иногда собирались сотрудники тюремной охраны. От столь постоянной и навязчивой тишины жена доктора нервничала, жизнь в месте, что, казалось, на световые годы отстояло от ближайшего крупного города, ее беспокоила. Но Лесли не жаловалась на летаргию семейной жизни. Она знала, что муж очень серьезно относится к своим профессиональным обязанностям на новой работе. Впрочем, сегодня он, кажется, был сильно разочарован в собственном деле, признаки чего не укрылись от внимательного взгляда Лесли.

— Как прошел день, Дэвид? — спросила она, ее сияющие глаза взглянули поверх журнальной обложки, на которой еще одна пара глаз мерцала глянцевитым блеском. — Ты молчал весь ужин.

— Все прошло как обычно, — ответил доктор Мунк, даже не посмотрев на жену.

— То есть говорить о работе ты не хочешь?

Только тогда он сложил газету, перестав закрываться ею от жены:

— Это так прозвучало, да?

— Совершенно верно. У тебя все нормально? — Лесли положила журнал на кофейный столик, вся обратившись во внимание.

— Меня мучают сомнения, — сказал доктор с отстраненной задумчивостью.

Лесли поняла, что ей представился шанс узнать побольше о том, что думает муж.

— Ты сомневаешься насчет работы?

— Практически постоянно.

— Тебе налить?

— Буду премного благодарен.

Лесли прошла в другую часть гостиной и из большой горки вытащила несколько бутылок и бокалов. Из кухни принесла ледяные кубики в коричневом пластиковом ведерке. Плюшевую тишину комнаты нарушало лишь звяканье посуды и стук льда. Шторы были задернуты на всех окнах, кроме одного, в углу, где стояла скульптура Афродиты, откуда открывался вид на пустынную, освещенную фонарями улицу да месяц над густой листвой весенних деревьев.

— Вот. Немного выпить для моего трудолюбивого мужа, — сказала Лесли, передавая доктору бокал, толстый у основания, а сверху настолько тонкий, что казалось, он растворялся в воздухе.

— Спасибо, сейчас это очень кстати.

— Почему? Проблемы в больнице?

— Я бы хотел, чтобы ты перестала называть это заведение больницей. Я работаю в тюрьме, и тебе об этом прекрасно известно.

— Да, разумеется.

— Ты бы могла хоть изредка произносить слово «тюрьма»?

— Хорошо. Так как идут дела в тюрьме, дорогой? Начальство достает? Узники буянят? — Лесли одернула себя, прежде чем разговор не обернулся ссорой. Сделала глубокий глоток и попыталась успокоиться. — Извини за язвительность, Дэвид.

— Нет, я ее заслужил. Я проецирую свою злость на тебя. Думаю, ты уже давно поняла то, что я не в силах признать.

— Что же?

— Что, возможно, переехать сюда и принять сию святую миссию на свои плечи психолога было не самым мудрым решением.

Судя по всему, муж был расстроен гораздо сильнее, чем думала Лесли. Но его слова не приободрили ее так, как она желала. В мечтах она уже слышала, как к дому подъезжает фургон для перевозки мебели, но почему-то этот звук более не казался таким приятным, как прежде.

— Ты говорил, что хочешь чего-то большего, что тебе надоело лечить городские неврозы. Ты хотел чего-то более значимого, трудного.

— Я из мазохистских побуждений хотел устроиться на неблагодарную, невозможную работу. И я ее получил.

— Все так плохо? — поинтересовалась Лесли, не до конца веря, что подбадривает мужа и скептически относится к реальной серьезности положения.

Она поздравила себя с тем, что для нее самооценка Дэвида стоит выше желания уехать из Нолгейта, пусть Лесли и считала последнее крайне важным.

— Боюсь, что да. Когда я впервые посетил психиатрическое отделение тюрьмы и встретил других врачей, то поклялся, что никогда не стану столь безнадежно циничным, как они. Что у меня все будет по-другому. Но я чрезвычайно себя переоценил. Сегодня двое заключенных, то есть, прости, «пациентов» избили санитара. На прошлой неделе жертвой стал доктор Вальдман. Вот почему я так нервничал на дне рождения Норлин. Мне пока везет. Достаются только плевки от подопечных. В общем, сейчас я считаю, что все они могут сгнить в этой дыре, и мне на них совершенно наплевать.

Дэвид почувствовал, как его слова чуть ли не зримо заполнили комнату, осквернив спокойствие, царящее в гостиной. До сих пор их дом был убежищем, существовавшим вне порчи тюрьмы, внушительного здания, находящегося за пределами города. Теперь ее духовное влияние преступило физические границы. Внутреннее расстояние сократилось, и Дэвид почувствовал, как тени массивных тюремных стен наползают на уютный район снаружи.

— Ты знаешь, почему я сегодня пришел так поздно? — спросил доктор жену.

— Нет, почему?

— У меня была долгая беседа с человеком, у которого до сих пор нет имени.

— Тем самым, о котором ты рассказывал? Тот, что никому не говорит, откуда он или как его зовут?

— Да, с ним. Выдающийся экземпляр тлетворной чудовищности этого места. Этот парень очень красив. Идеальный материал для исследования. Абсолютное безумие, соседствующее с острой проницательностью и умом. Из-за игр с именами его посчитали неподходящим для тюремной камеры, и потому он попал к нам, в психиатрическое отделение. Правда, по его словам, он имеет множество имен — не менее тысячи, но ни одно из них он не снизошел произнести в чьем-либо присутствии. Трудно представить, что его зовут как обычного человека. И мы ничего не можем с ним поделать: ни личность установить, ни диагноз поставить.

— И как вы его зовете — Безымянным?

— Может, и следовало бы, но нет, мы зовем его по-другому.

— И как же?

— Ну, ему предъявили обвинение как Джону Доу, и с тех пор все обращаются к нему так. Полиции пока так и не нашла его документы. Он появился словно ниоткуда. Его отпечатки не проходят ни по одному делу. Его взяли в угнанной машине прямо перед школой. Бдительный сосед сообщил, что некий подозрительный человек часто появляется поблизости. Полагаю, все были настороже после последних исчезновений школьников, и полиция установила наблюдение. Они увидели, как он ведет новую жертву к машине. Тогда и арестовали. Но у него другая версия истории. Он говорит, что прекрасно знал о преследователях и ждал их — даже хотел, чтобы его поймали, обвинили и отправили в тюрьму.