Владислав Пашковский - Фб '98 [Сборник]

Противник не предпринимал пока попыток нового нападения. По-прежнему велась осада крепостей и шли грабежи по всей захваченной территории. Степа с нетерпением ждал наступления осенней распутицы. Полдня уходило у него на выслушивание докладов разведчиков и дозорных. Он выставил наблюдательные посты на всех окрестных возвышенностях и, кроме наблюдения за местностью, приказал также наблюдать и за ветром, облаками, поведением животных и птиц. Погода — дама капризная. Осень может простоять сухая, а потом сразу снег, мороз и никакой тебе слякоти. И он со своим двухтысячным отрядом ничего не сможет предпринять против Тенгиза. Встреча в открытом бою с любой группой войск противника — верное поражение. Его просто задавят численностью.

А осень, как назло, стояла бархатная. Тихие безветренные дни то ли конца лета, то ли начала осени. Когда воздух чист и необыкновенно прозрачен, когда дни теплы, а ночи прохладны, когда листва еще зелена, но эта зелень уже теряет яркость и сочность своей окраски. Степа с волнением следил за приметами наступающей осени. Он ждал дождей.

Карменсита все время неотступно оставалась при нем. Где она спала и чем питалась — он не интересовался. Но с утра и до вечера в латах и при оружии она беспрекословно исполняла его поручения: позвать кого-нибудь или передать что-то. Или принести. Словом, была ординарцем. Степа испытывал к ней двойное чувство. С одной стороны, она ему очень нравилась. С другой стороны, ее поведение он не склонен был истолковывать как результат сердечной привязанности или проявление патриотического духа. Скорее всего, она — касситка. Одна из ячеек обширной агентурной сети, опутавшей всю планету. И сейчас, поскольку Степа стал заметной и перспективной фигурой, влияющей на ход событий в Альбаузе, да, пожалуй, и во всей Боккардии, Карменситу просто приставили к нему, чтобы всегда иметь о нем информацию. Что касается способа связи Карменситы со своим резидентом, то тут тоже все прозрачно. Серебряный браслет на ее левой руке достаточно массивен, чтобы вместить в себя рацию. И достаточно рельефен, чтобы скрыть клавиши управления под видом элементов узора.

Надежных фактов, подтверждающих такую гипотезу, у Степы не было. И, что самое печальное, он не представлял себе, как добраться через нее до касситов при таком способе связи. Другое дело, если выследить путь книг. Это, по крайней мере, вполне вещественно.

Дни проходили в заботах. Разведчики донесли, что Тенгиз теперь отправляет свои караваны через другой перевал, по дороге, проходящей через Монарду — соседнее с Альбаузом герцогство, тоже в составе Боккардии. Герцог Монардский, выступивший вместе с Сигизмундом IV на выручку Альбауза, тоже попал в плен к Тенгизу, как и другие вассалы боккар-дийского монарха. Тиберия, Кремонт и Навалон — все герцогства Боккардии теперь беззащитны перед агрессором и даже не пытаются оказывать сопротивление. И только маленький Альбауз, первым встретивший врага, продолжает борьбу.

«Интересно, на что рассчитывает Матео? — размышлял Степа. — Какого чуда он ждет?»

Ни барон Туфио, ни другие офицеры не высказали ни одного мало-мальски правдоподобного предположения на эту тему. Их высокопарные рассуждения о дворянской чести и воинской доблести Степа, конечно, выслушал с благоговейным видом, но в расчет не принял.

Однажды дозорный, несший службу на вершине ближней горы, сообщил, что видел далеко на севере низко над горизонтом тоненькое облако. Оно появилось во второй половине дня, медленно удлиняясь слева направо. А затем растаяло в этой же последовательности. Насколько Степа помнил из карт, местность, над которой дозорный видел это облако, была представлена совершенно замечательным белым пятном. Это был труднодоступный район, окруженный со всех сторон горами и, похоже, представлявший собой высокогорное плато. Степа вспомнил, что неделю тому назад другой дозорный с этого же поста докладывал об аналогичном облаке. Призвав на память все свои скудные познания в метеорологии, Степа пытался истолковать появление этого облака как признак изменения погоды, но ничего толкового у него не получилось. А поскольку других сообщений об облаках не поступало, он серьезно тревожился за судьбу своей затеи с лодками.

Вестником приближающейся непогоды выступил Федор Круг. Как-то утром Степа пошел с ним проверять посты и обратил внимание на тяжелую поступь и какую-то неуклюжесть старого солдата.

— Что с тобой, Федор? Не переел ли за ужином? — поинтересовался Степа.

— Старые раны ноют. Я ведь еще при дедушке вашем службу начинал. Горячее было время. Много кровушки довелось мне пролить. И, как дорогая память, каждый раз, как к дождям дело — начинается моя канитель. По мирному времени в баньке бы выпариться да натереться снадобьем, что старуха моя готовит, да на печку. А тут, раз война — служи и не тужи. Вот одолеем супостата — тогда уж…

Степу поразила уверенность Федора насчет «одолеем супостата». Сам он был истерзан сомнениями. Однако в приближение дождей поверил и воспрянул духом.

Надежды оказались не напрасны. На следующее утро уже шел дождь. Мелкий, занудливый и неторопливый, он пропитал влагой воздух и моросил нескончаемо весь день, ночь и далее, не прекращаясь…

Утром четвертого дня разведка доложила, что реки вышли из берегов, дороги размыты, ручьи превратились в речки, а низины — в озера. Через час Степа повел свое войско на Матлор.

Лагерь десятитысячного отряда, возобновившего осаду Матлора после первого поражения, нанесенного Степой кочевникам под его стенами, был на этот раз хорошо укреплен. Обнесен рвом и валом, по верху которого устроен частокол с башнями по углам. Урок явно пошел неприятелю впрок. Однако из-за такой заботы о безопасности осадные работы продвинулись довольно слабо. Крепостной ров был засыпан всего в двух местах, где и возводились две осадные башни, еще недостроенные. Разлившаяся река с трех сторон подступила к самым стенам лагеря, заполнив водой окружающий его ров. Четвертая сторона, обращенная в сторону расположенной на возвышенности крепости, представляла собой насквозь промокшую полосу раскисшей грязи. Трава здесь была вытравлена многочисленными быками, и почву ничто не связывало. Нога проваливалась по щиколотку и вытягивалась с трудом.

Табун верховых быков Степа отбил первым делом. Их угнали подальше в лес и таким образом лишили противника последнего источника провианта. Все пути подвоза провизии в лагерь оказались перерезаны естественным путем. Единственную попытку фуражировки пресекли лучники, которые, не выходя из лодок, буквально расстреляли продирающихся по непролазной грязи фуражиров. Осаждающие превратились в осажденных и сдались через трое суток, как только проголодались.