Владислав Пашковский - Фб '98 [Сборник]

Устройство кораблей я знаю до тонкостей: ничего подобного на них нет. Единственное место, куда не заглядывает ни один пилот или техник, — это устройство опознавания и рация. Туда имеют доступ только люди из спецподразделения. Но общее количество таких людей, если иметь в виду все вооруженные силы, слишком велико, чтобы можно было предположить, что они в курсе дела. Да они и не бывают в боях и не могут подать команду на уничтожение. Скорее, срабатывает автоматика, о существовании которой они и не подозревают. Тут много темных мест, но мы можем кое-что проверить. Устройство опознавания и рация этого корабля идентичны тем, что установлены на наших.

Степа не стал откладывать дела в долгий ящик. Он снял с переборки опечатанную металлическую коробку, в которой помещались рация и устройство, подающее сигнал «Я свой», и, надев скафандр, вытащил ее из корабля. Бухту двухжильного провода он прихватил с собой еще из ангара вместе с множеством других вещей. Подключив рацию через провод к клеммам бортовой сети, он включил ее и несильно оттолкнул в сторону от люка. Пока бухта разматывалась и коробка удалялась, он успел вернуться в кабину. Когда провод оборвался, последовала яркая вспышка взрыва.

По крайней мере, один вопрос прояснился. Автоматика самоликвидатора оказалась проще некуда. В полете рация всегда включена. Но стоит пропасть напряжению в сети — и корабля нет. Ну а если всего-навсего перебит провод — можно списать на результат попадания мощного снаряда. Кто там разберется в круговерти схватки? Впрочем, некоторые ограничения на это все-таки наложены. Ведь пилот может ошибочно отключить энергоустановку раньше, чем рацию. О случаях взрыва корабля после швартовки ему слышать не приходилось.

Оставался непонятным еще один вопрос — о парламентерах. Хотя, покопавшись в памяти, Степа нашел ответ и на него. Он вспомнил один из многочисленных докладов о боевых соприкосновениях с противником, которые, как и все пилоты, изучал по мере их поступления. Там рассказывалось об уничтожении крупного корабля касситов, появившегося рядом с одной из земных баз. Его ждали в соответствии с полученным из штаба указанием и разнесли в пыль практически сразу после выхода из перехода. Степа тогда сильно удивился, как это нашей разведке удалось заранее точно указать координаты и время нападения противника. Но дела разведки — дела секретные.

Только сейчас, анализируя события предвзято, на предмет соответствия своей гипотезе, он смог рассмотреть их в таком, ключе.

Последним темным местом оставались случаи нападения на транспортные и торговые звездолеты. Ведь на них, в отличие от боевых кораблей, устанавливались и некодированные рации. И не исключался случай вступления в контакт по радио. Опять же нападающие могли подобрать спасшихся на ботах.

Снова Степа перебрал все, что хранила его память, и снова нашелся ответ. Он не видел ни одного отчета, в котором упоминалось бы о нападениях на касситские транспорты. А Вика слышала о таких случаях. О них сообщалось каждый год, и| это поддерживало гнев в обществе и воинственное настроение в армии. Следовательно, нападали не земляне. И не касситы. Этим занимались другие, руководимые той самой таинственной силой, контролирующей обе воюющие стороны.

Ясность ситуации не давала ответа на весьма интересный вопрос: что делать? Возвратившись на свою базу, Степа рисковал оказаться под контролем тех, кто менее всего желал бы раскрытия своей тайны.

Он обдумывал разные варианты, но ничего дающего ему хотя бы малейший шанс остаться в живых не приходило в голову. Итак, путь домой закрыт. Сдача противнику, даже если бы это оказалось возможным, — тот же исход. В обоих случаях, кроме него, будут уничтожены и все, с кем он успеет вступить хотя бы в мимолетный контакт. Способа прекратить войну, даже ценой собственной жизни, не придумывалось.

Вика, сидевшая до сих пор молча и переваривающая вывалившуюся на нее информацию, наконец очнулась и задала такой необходимый сейчас вопрос:

— Куда еще, кроме твоей базы, ты можешь долететь?

— Только назад, на ту планету, откуда увез тебя. Кстати, как она называется?

— Колпин. Но ведь ты говорил, что не можешь вернуться.

— Тогда это было во много раз опасней, чем сейчас. Вернее, я не подумал, что возвращение на базу — это верная гибель.

— Это еще месяц пути?

— Нет. За двое суток доберемся. Я ввел в компьютер координаты всех ориентиров, которыми пользовался по дороге сюда, причем с достаточной степенью точности. Пристегнись. Начинаю маневрирование.

Вика хорошо знала географию Колпина. Знала также, над каким местом висит на геостационарной орбите единственная орбитальная станция, через которую научная экспедиция сообщалась с внешним миром. Это позволило Степе подобраться скрытно и сесть в ненаселенной местности не слишком далеко от Альбауза. Через три дня пути, сначала пешком, а потом на плоту вниз по реке, они добрались до какого-то поселка.

Причалив плот, Степа сошел на берег.

— Будем прощаться. Отсюда ты легко доберешься до своих. Я устроюсь потихоньку где-нибудь и стану мирно коротать свой век. Про меня никому не рассказывай, наплети что-нибудь, сама придумаешь.

Вика сошла на берег и удобно устроилась на коряге.

— Ты полагаешь, что тебе не следует встречаться с нашими?

— Да. В ангаре стоял боевой корабль, который я угнал. Значит, в вашей экспедиции присутствует кто-то от военных. Следовательно, меня мгновенно вычислят и уничтожат. А заодно и тебя. Без меня у тебя есть шанс.

— Ты полагаешь, я смогу убедить кого-то, что угон корабля и мое исчезновение не связаны? Мне поверят, если я скажу, что была похищена. Но не поверят, что я не разговаривала с похитителем.

— Ты легко убедишь кого угодно в том, что похититель тебе не представился и ничего на рассказывал, а только допросил и высадил в безлюдном районе.

Вика помолчала. Похоже, он ее убедил и она прикидывала варианты легенды для объяснения со своими. Степа уже расслабился, думая, что она согласна отправиться дальше без него. Но оказалось иначе.

— Степа! Я никогда не рассказывала тебе об обычаях нашего народа. Дело в том, что, по нашим законам, если мужчина похитил женщину, он должен или жениться на ней, или убить ее.

— А если ни то ни другое?

— Тогда женщина должна умереть сама.

Дело круто менялось. Причем независимо от того, было это правдой или нет. Степе было сделано предложение, явно его устраивающее по существу. Его не устраивало только то, что он не сделал его сам. В его жизни еще не было женщин, и он, чувствуя себя на краю неизведанного, был, похоже, чересчур робок. И за это последовала расплата. Однако надо было выкручиваться.