Пауль Леппин - Хождение Северина во тьму. Пражские призраки

Слабое, хрупкое тело Милады обладало неожиданной силой любви. Она отдавала себя с безудержной страстью, не отпускавшей Северина и истощавшей его. Он давно разочаровался в женщинах. Амурные похождения никогда не имели над ним непререкаемой власти, способной покорить и повелевать, неодолимой и смертельной. Но теперь впервые за всю его жизнь вспыхнула страсть, испепеляющая и просветляющая. Порой к нему возвращались воспоминания о Зденке, чей образ молил о встрече. Северин пробуждался ночами и смотрел в темноту, и перед глазами возникало ее лицо, сулящее спасение. Сияние ее светлых волос опутывало его сердце, издалека колокольным перезвоном звучал ее голос. Но на следующий день он опять возвращался к Миладе и забывался в ее поцелуях.

Ближе к вечеру, когда октябрьские сумерки расплывались по углам, он сидел дома в ожидании. За окном невнятно, на разные лады шумела улица, пол сотрясался, если мимо проезжал экипаж. Временами уличные звуки начинали пугающе и навязчиво грохотать в голове. От них невозможно было избавиться. Тогда он зажимал уши руками и чувствовал, что эта свистопляска бушует в нем самом. Его нутро разрывалось от пугающего чувства тревоги. И тут раздавался звонок, в комнату входила Милада и распахивала пальто.

Он любил все, что ей принадлежало. Любое платье на ее пылающем теле возводилось им в ранг фетиша. В кружеве вуали, забытой ею как-то у него дома, он пытался уловить след ее дыхания, а запах похищенных у нее перчаток служил утешением в одинокие часы. Когда Милада решительными движениями обнажалась перед ним, роковое влечение швыряло его к ее ногам, и он падал на колени, не в силах сопротивляться. Всхлипывая от болезненно острого, неземного блаженства, он осыпал ее подол поцелуями.

Он сознавал, что окончательно и бесповоротно пожертвовал Зденкой, покорившись Миладе. Но пути назад не было: мысль о том, что некогда душа его не полнилась всепоглощающей любовью, опустошала и страшила его. Как часто, заключая Миладу в объятия или позволяя ей, словно озорному ребенку, устраиваться у себя на коленях, Северин замечал, что под ее ресницами блестят глаза монашенки, с которой он столкнулся летом в церковной тиши. Он рассказал Миладе о той встрече и об улыбке, мелькнувшей на устах незнакомки, когда он произнес: «Приветствую тебя, Regina!» Милада расхохоталась и принялась говорить о своей сестре, умершей несколько лет назад, называя его духовидцем. Но он отрицал, что столкнулся с призраком, и клялся, что говорил истинную правду. Ясно и четко видел он перед собой бледный лик юной девы, а в душе разгорался жаркий огонь нечестивого желания, зажженный той встречей.

Милада дозволила его воображению разыграться. Острое чутье, с помощью которого она овладевала мужчинами, вскоре подсказало ей, какой неисчерпаемый источник для новых изысканных наслаждений открылся перед нею. Как-то раз она появилась позже обычного, когда осенние сумерки уже залили комнату. Взбудораженный ожиданием Северин распахнул дверь. Перед ним, молчаливая и спокойная, благочестиво скрестив руки на груди, стояла юная монахиня, виденная им когда-то на благоухающей акацией набережной. Широкая ряса скрывала тело, под черным чепцом мерцали похожие на звезды глаза.

— Регина! — вырвалось у него.

Она издала ликующий возглас и прижалась губами к его рту. В поцелуях он тут же узнал Миладу. Он сорвал с нее грубое одеяние, и ее обнаженная кожа матово засияла, как нежнейшие шелка. Северин подхватил ее на руки и понес на кровать.

— Регина! Регина!

Кипящим металлом забурлило в крови неохватное, невероятное счастье, оставив на бедном, исполненном любовью сердце сладко ноющий коралловый шрам.

Ночи, последовавшие за тем вечером, Северин проводил в «Паутине». Отрешившись ото всех, он сидел в стороне и наблюдал, как Милада обхаживает посетителей. Для каждого у нее находилось словечко, ласковые нотки, затаенное обещание; гость думал, что все это предназначено ему одному, и щеки его окрашивал безмолвный румянец. А она то и дело одаривала взглядом Северина и, проходя мимо, касалась пальцами его волос. Она пела его любимые песни, слышанные им в детстве, — и смотрела на него. В ней чувствовалось томное и мечтательное очарование славянки, некогда подкупившее Северина в Зденке. Но Милада обладала к тому же опасной грацией, лукавой чувственностью, что скрывали, как покров, ее суть. Северин часами сидел за столиком и пил темно-красное вино, которое подливала ему Карла. Он не принимал участия в веселье, шумевшем вокруг, но не способном его пробудить. Среди всеобщего буйства он оставался наедине с Миладой, лелея мысль о часе, когда она опять будет принадлежать только ему.

На рассвете, допив бокал, Северин покидал заведение. Фонарщик с длинным шестом за плечами гасил последние огни. Навстречу попадались весело болтающие женщины с большими корзинами на спинах. Это торговки шли на зеленый рынок продавать овощи. Дома он валился в постель и засыпал, не раздеваясь.

Однажды он так же вышел из ресторанчика и за дверями обнаружил Натана Майера. Скривив рот в едкой улыбке, Майер поздоровался и прошел с Северином квартал-другой. На прощание покачал головой и нервно хмыкнул.

— Она шлюха! — принялся повторять он сквозь зубы, и Северин не понял, насмехается он или предупреждает.

Русский смотрел на него со странным, чуть не отеческим выражением лица.

— Северин, она тварь… поверьте… тварь!

Языками пожара, взмывающими в высоту небес и озаряющими ночь грозным светом, ворвалась любовь Милады в жизнь Северина. Девушка бросила его после нескольких недель самозабвенной и своевольной страсти — и над ним вновь нависла леденящая мгла, душу объяли пугающие сумерки одиночества. Мысль о том, что он снова одинок, казалась невыносимой. Пламя оставило от него лишь пустую оболочку, но Северин никак не мог уразуметь, что стоит на пепелище и корчится от боли в жутких гноящихся ожогах. C неистовством обреченного он упорно шел наперекор судьбе.

Каждый день он ожидал в своей комнате ее прихода. Стрелка часов на столе со стуком перемещалась по циферблату, пока не наступала ночь. Милада больше не появлялась. Как-то он в отчаянии бросился на пол, из разбитого рта закапали слюна и кровь, промочив ковер.

Вечером, явившись в ресторан, Северин схватил Миладу за руку. Он так впился в ее плоть ногтями, что девушка неуверенно вскрикнула, позвав на помощь, и сама яростно вонзила зубы в его запястье. Наконец ей удалось высвободиться.

— Видеть тебя не желаю! Все кончено!

Исполненный горечи Северин выскочил на улицу. Порыв ветра сорвал с его головы шляпу, но он даже не заметил этого. Оглушенный несчастьем и охваченный ужасом, он несся сквозь ночь в бесплодной попытке убежать от себя. Вдруг рядом с ним выросла фигура полицейского, приказавшего остановиться. Северин разразился проклятьем и помчался дальше.