Пауль Леппин - Хождение Северина во тьму. Пражские призраки

Он очнулся лишь в полях за окраиной. Дыхание хрипло вырывалось из горла, сердце громко стучало, будто выпрыгивая из груди. Северин рванул воротник, и постепенно ему удалось прийти в себя. Тучи на хмуром небе разошлись, в прогалину выглянула луна. Северин узнал местность. Поблизости виднелась ферма, давно покинутая хозяевами. Летом за ее потрескавшимися стенами устраивались на ночлег бродяги. Время от времени туда забредали старьевщики в поисках мусорных сокровищ.

Тропинка быстро привела к шоссе. Там высилось новое фабричное здание, а за ним начиналось кладбище. Северин не бывал в этих краях с похорон доктора Конрада. Он вспомнил пролетевшие с того времени дни и вновь, разбитый и ошеломленный, вернулся к действительности. Луна исчезла, на полях воцарилась тьма. Северин опять бросился бежать. Он убегал все дальше и дальше от города, чьи тусклые огни маячили за его спиной. Ночной ветер трепал волосы и холодил голую грудь под расстегнутой рубашкой. Мало-помалу Северин успокоился, бурление в крови улеглось. У решетки кладбищенских ворот, недалеко от могилы Конрада, стояло дерево, некогда преследовавшее Северина даже во сне. Пробегая мимо, он рассмеялся, поднял комок земли и швырнул его через ограду.

Вдруг навалилась малодушная усталость. Он вспомнил о заброшенной ферме у дороги. Если он укроется там до утра, то в город больше не вернется. Хотелось спать. Он как-то читал об этой ферме в газетах. Там, в груде мусора, нашли труп офицера, покончившего с собой. Северин знал его: офицер был завсегдатаем «Паутины». Это Карла принесла в ресторан весть о его смерти. Тогда новость ничуть не взволновала Северина, ослепленного и оглушенного любовью. Сейчас ему открылась взаимосвязь. Его захлестнула отчаянная, ядовитая ненависть; он поднял руку и погрозил кулаком в темноту.

С той ночи началось падение Северина. Упрямая жажда жизни, присущая ему и не раз помогавшая превозмочь все неурядицы и беды, обрушилась под натиском безнадежной печали. Он сказался больным и перестал ходить на работу. Неспособный что-либо делать и думать о чем-то ином, он с наслаждением бичевал себя, смакуя боль и снова и снова возвращаясь к ее истоку. Часы безучастной отрешенности сменялись дикими приступами ожесточенной ярости. На губах выступала пена, он истошно кричал, вжавшись лицом в подушки на постели. Кулаком он разбил гладь зеркала, отражавшую его нахмуренный лоб и мертвый от бессонницы взгляд. Люди на улице, завидев его таким, с посеревшим лицом и набрякшими от слез веками, предусмотрительно обходили его стороной.

В таком состоянии Натан Майер однажды обнаружил его перед зажегшей вечерние огни «Паутиной». Стуча зубами, Северин смотрел на фонарь у входа. Натан подошел к нему и положил руку на плечо.

— Не надо туда заходить! — сказал он.

Голос его звучал мягко: таким ласковым и вкрадчивым тоном обычно говорят с детьми.

— Северин, не стоит туда идти!

Затем он подхватил его под руку и повел вверх по лестнице к себе в кабинет. Северин шел с ним, не пытаясь сопротивляться.

— Что вам нужно от меня, Натан? — только и спросил он, доверив ослабевшее тело статному спутнику.

Наверху Майер включил свет и усадил гостя в кресло, раскрыв перед ним коробку с длинными тонкими сигаретами, привезенными с родины. Сам он беспрерывно курил их одну за другой.

— Угощайтесь! — сказал он и принялся длинными шагами расхаживать по комнате. Северин сидел и слушал его. Речь шла о том же, что и когда-то в кафе. Короткими, взволнованными фразами русский предрекал войну против всех. Но сквозь завесу слов прорывалось и нечто иное: дружеское участие, искренняя забота, казавшиеся Северину в устах этого человека особенно трогательными и необъяснимыми.

— Что вы от меня хотите? — еще раз спросил Северин.

Натан Майер застыл перед собеседником.

— Вы очень симпатичны мне, Северин!

Он с улыбкой наклонился ближе.

— Вы один из нас! Один из Гильдии!

— Какой еще Гильдии?.. О чем вы?

Но ответа на вопрос Северин не получил. Натан, звякнув связкой ключей, отпер письменный стол.

— Можете пока посмотреть, что здесь, а я спущусь вниз, добуду бутылку вина… Осторожно, сигарету держите подальше!

Северин встал и с любопытством выдвинул тяжелый ящик стола. Натан Мейер ушел, оставив его одного во внушающей странные ощущения комнате с книжными полками до потолка и мерцающим на полированных плоскостях старой мебели светом лампы. В ящике покоились всевозможные фугасные бомбы, ручные гранаты, круглые и прямоугольные коробки с белыми запальными шнурами.

Северин нагнулся над открытым ящиком. Мозг обожгло сладостным желанием, руки затряслись от волнения. Придирчивый взгляд останавливался на каждом предмете. В самой середине, подобно черному сердцу, лежала небольшая бомба примечательного вида. Северин схватил ее и сунул в карман.

— Ну как? — спросил Майер, вернувшись с полным графином и двумя стаканами. — Детские игрушки! — пренебрежительно добавил он, глядя на молчащего Северина, и запер стол. — Давайте-ка лучше поднимем бокалы за Гильдию!

Шли недели горького, растерянного одиночества, и Северин больше не мог сдерживать желание увидеться с Миладой. Бескровный дух, живший в его фантазиях и ускользающий от него во тьме ночей, неизменно манил туда, где огни ресторана разливались по улочке широким ослепительным кругом. Предупреждение Натана не нашло отклика в его душе. Исполненный стыда и опустошенный тоской, Северин вновь оказался в «Паутине».

Он был не в силах обойтись без этой последней, самой болезненной пытки. Милада смотрела сквозь него, будто сквозь какого-то случайного, незнакомого посетителя. Однако ее чувственные интонации и глаза с лукаво пляшущими в глубине зрачков золотистыми искорками разжигали в нем память о ее страсти и гибельной, злой любви. В воспоминаниях он ежечасно возвращался к вечеру, когда Милада, переодевшись монахиней, явилась к нему. Он дрожал и таял под ее поцелуями, воображая, что заключил в объятия призрака, застигшего его врасплох летом в тени акаций.

Он сидел, подперев лоб руками. Сквозь скрещенные у глаз пальцы наблюдал, как Милада шутит с гостями, и любовался очертаниями ее тела под платьем. Букинист Лазарь покачивал Миладу на коленях. Его лысина прижалась к груди девушки, и Северин видел, как под натянутой кожей на черепе проступили бугры. Вспомнился вечер, когда он с булыжником в кармане несся через город, намереваясь убить человека. Милада поигрывала с неухоженной бороденкой на дряблом лице книготорговца, и ее светлые глаза затуманились — Северин знал эту поволоку. В горле слизняком застряло омерзение. Он опрокинул в себя остатки вина и вышел на улицу.