Брайан Ламли - Мифы Ктулху. Порча и другие повести

Сейчас около четырех часов утра. Мои часы остановились, так что я лишен возможности точно определять время суток. Снежная буря, которая, по моим прикидкам, должна была обойти меня с севера, вновь разбушевалась – разбудило меня завывание ветра. Должно быть, я уснул где-то в полночь, когда делал записи в дневнике.

Странно: ветер ревет и воет, но сквозь отверстие в стене палатки мне видно, что снежные хлопья не кружатся в бешеной пляске, а спокойно падают с черных небес. Да и палатка моя стоит и даже не колышется. Что все это может означать?

Теперь мне понятно, в чем дело. Меня ввел в заблуждение медальон. Отыскав проклятый кусок золота у себя в кармане, я из последних сил швырнул его в сугроб. Там он теперь и лежит, визжа и завывая вместе с ветром, что дует между мирами.

Покинуть убежище – значит обречь себя на неминуемую гибель, но оставаться в нем дальше?..

Я должен поторопиться, ибо Он пришел! Явился на зов демонов, заключенных в медальоне… Он здесь. В этом нет никаких сомнений. Это не иллюзия, не порождение моего воспаленного ума. Это факт. Он припал к земле, он ищет меня!..

Я не осмеливаюсь взглянуть ему в глаза… ибо не знаю, что могу увидеть в их огненных глубинах. Зато мне точно известно, как я умру. Слава богу, смерть моя будет быстрой.

Как тихо вокруг! Снегопад гасит все остальные звуки. Черное существо поджидает снаружи, словно огромная клякса на фоне чистого белого снега. Температура начинает снижаться, все стремительнее и стремительнее. Печка больше не согревает меня. Именно так я перейду из мира живых в мир мертвых – в тесной утробе моей палатки, и все потому, что видел Итакву.

Это конец… у меня на лбу образуется налет инея… мои губы трескаются… кровь стынет у меня в жилах… мне все труднее дышать… мои пальцы белы как снег… холодно… холодно…

Незадолго до наступления рождественских праздников из Еловой Долины, где расквартированы на зиму члены северо-западного отделения Канадской королевской конной полиции, поступили печальные известия. Воспользовавшись временным затишьем в разгуле стихий, констебли Макколей и Стерлинг отправились в незаселенный район к северу от Нависсы, надеясь выйти на след своего бывшего коллеги, констебля Джеффри, который пропал без вести в октябре. Полицейским не удалось обнаружить следов констебля Джеффри, однако ими было обнаружено тело Дэвида Лотона, американца-метеоролога, который также числился пропавшим с октября. Мистер Лотон вместе с миссис Люсиль Бриджмен, тоже до сих пор не найденной, отправился на поиски ее сына, некоего Кирби Бриджмена. Предполагалось, что этот молодой человек отправился в снежную пустыню в сопровождении нескольких эскимосов и индейцев, однако не было обнаружено ни следа этой группы. По словам констеблей Макколея и Стерлинга, тело мистера Лотона удастся вернуть лишь с приходом весенней оттепели, поскольку оно вмерзло в глыбу прозрачного льда, которая окружила также и его палатку. В подробном отчете говорится, что глаза покойника оказались широко открыты, словно замерз он в считаные секунды.

Исполнители рождественских песен в районе Хай-Хилл буквально окаменели от ужаса, когда в одиннадцать часов вечера откуда-то с верхних ветвей дерева, растущего во дворе дома номер десять по Черч-стрит, где они устроили свой вечерний концерт, на них обрушилось тело молодого человека. Сила падения была такова, что обледеневшая обнаженная фигура увлекла за собой немало сломанных веток. По крайней мере двое свидетелей этого происшествия утверждают, что изуродованное тело молодого человека – которого, возможно, удастся опознать по странным перепончатым пальцам ног – упало не с дерева, а прямиком с неба. Расследование этого случая продолжается.

Эта новелла была написана в первой половине 1972 года. Кирби Макколей продал ее от моего имени редактору Эдварду Берглунду для антологии, которую планировалось назвать «Ученики Ктулху». И «Кошмар на ярмарке» действительно был в ней опубликован – в 1976 году, издательством DAW Books , в симпатичном томике в мягкой обложке, ныне ставшем библиографической редкостью. С тех пор повесть не раз перепечатывалась в различных антологиях – например, совсем недавно в моем авторском сборнике «Под торфяниками и в прочих темных местах», выпущенном издательством TOR . Влияние Лавкрафта нигде не заметно так, как в этой повести!

Ярмарке с аттракционами крупно не везло. Моросящий дождь приглушил блики на хромовом покрытии электрических автомобильчиков и космических ракет. Неоновая подсветка даже на фоне ночного неба казалась какой-то тусклой. А о так называемой толпе посетителей и говорить нечего. Однако было всего два часа ночи, и дела еще вполне могли пойти на поправку.

Будь погода получше, – а она была скверной даже для октября, – и будь Бентли городом, а не заштатной деревушкой, то, возможно, вся картина смотрелась бы гораздо веселей. С наступлением темноты неоновые огни и обыкновенные лампочки засветили бы во всю силу, а вульгарно накрашенные, цыганского вида девицы за прилавками в считаные мгновения превратились бы в пленительных златокудрых Лорелей. Вот тогда бы действительно стало весело, а не как сейчас.

Это был четвертый из пяти дней, что луна-парку предстояло провести в «городе». Можно сказать, ежегодное событие. Впрочем, событие ли? Странствующие комедианты Ходжсоновского парка аттракционов знавали лучшие времена, хорошие и плохие условия, но давно ко всему привыкли и безропотно терпели любые неудобства. Однако среди шумных, грязных, зловонных атрибутов ярмарочной площади было и нечто такое, что тотчас бросалось в глаза. А появилось это нечто с тех пор, как Андерсон Тарп, в отсутствие своего брата Гамильтона, снял фасад старого павильона «кунсткамеры», где демонстрировались разные уродливые диковинки, чтобы заново написать на досках и холсте зловещие слова: ГРОБНИЦА ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ.

Глядя сквозь крошечные очки на нарисованные потеки «крови» на буквах, аркой начертанных над входом в виде разинутой пасти дракона, Хайрам Хенли нахмурился. На его лице читалось не столько типичное в таких случаях праздное любопытство, сколько неподдельная озабоченность. Губы беззвучно, как будто в благоговейном трепете, произнесли звуки, составлявшие зловещую надпись. Затем он засунул обтянутые перчатками руки еще глубже в карманы дорогого, изящно скроенного пальто и втянул шею в поднятый воротник.

Хайрам Хенли узрел в названии павильона нечто такое, что способно призывным набатом встревожить даже куда более приземленные умы. Узрел и невольно вздрогнул. «Великие Древние!» – еле слышно произнес он, и в его шепоте прозвучала нота жутковатого восхищения.