Брайан Ламли - Исчадие ветров [сборник]

Он поведал о сияющем городе Селефе в долине Ут-Наргай за Танарианскими горами, мириады искрящихся минаретов которого отражаются в зеркальных водах голубой лагуны, и о галерах, которые швартуются там, складывая пестрые паруса под сенью раскачивающихся от морского бриза могучих гингко, о стремящейся к океану бурной, журчащей реке Нараксе и перекинутых через нее узких, хрупких деревянных мостиках, о разбегающихся от мощных бронзовых ворот перепутанных улицах и переулках, вымощенных ониксом. Не забыл он и о Серанниане (всегда ассоциировавшемся у него с воздушными островами Элизии, о которых рассказывал Кроу), плавающем среди облаков высоко над Церенейским морем, пенистые валы которого бодро взмывают чуть ли не к облакам и порождают те самые эфирные испарения, на которых и совершает Серанниан свое небесное плавание.

Не обошел вниманием он и Зак с множеством террас, сплошь заставленных храмами, обитель позабытых грез, где до сих пор пребывают, постепенно угасая, и его собственные юношеские сновидения и мечтания, и Сона-Нилу, благословенную страну иллюзий, где каждый представляет себе что пожелает, но эти мечты никогда не обретают материальной формы, и омываемые морем Базальтовые столбы Запада, поднимающиеся из самых глубоких пучин Южного моря, за которыми (как утверждали легенды) лежит чудовищный водопад, через который воды всех морей и океанов миров грез низвергаются в жуткую пустоту, лежащую за пределами упорядоченной вселенной. Упомянул он и о пике горы Нгранек, о высеченном на ее грани огромном лике; говоря о Нгранеке, он не мог обойти вниманием ужасающе тощих, безликих, рогатых, перепончатокрылых, с шипастыми хвостами ночных чудищ, охраняющих древние секреты таинственной горы.

А потом, поскольку был уверен, что, невзирая на все страхи, Морин, чтобы не оказаться в мирах грез совсем уж неподготовленной, следует узнать и о худшем из того, что им может встретиться, де Мариньи вкратце рассказал ей и о пиках Трока, острые, как иглы, вершины которых играли важную роль в сюжетах самых жутких кошмаров. Потому что эти пики, высота которых превышала все, что человек способен даже представить себе, преграждали путь в долины ужасных дхолей, внешний вид которых можно надумать, но никак нельзя увидеть воочию, и одним из этих мест была зловещая долина Пнота, где всегда царит темнота и лишь слышен неумолчный скрежет зубов дхолей, пирующих на целых холмах окаменелых костей. Ведь Пнот — это нечто вроде мусорной ямы, куда гули всех миров яви и грез сбрасывают объедки своих ночных пиршеств.

И наконец, совсем наскоро, потому что Земля уже быстро росла в сканерах Часов Времени, он рассказал о дубовых пристанях Хланита, моряки которого больше похожи на людей из мира яви, чем обитатели какого-либо еще мира грез, о страшном разрушенном Саркоманде, растрескавшиеся базальтовые набережные и покрытые глубокими щербинами сфинксы которого были заброшены задолго до того, как началась эпоха людей, и о горе Хатег-Кла, на которую когда-то поднялся, чтобы бесследно сгинуть там, Барзай Мудрый. Говорил о Нире, и Истарте, и незнакомых с радостью Садах склепов в Зуре, о лежащем в Южном море острове Ориаб, о зловещем Таларионе, и, совсем уже напоследок, потому что пора было закругляться, об Ултаре, где никто и ни за что не убьет кошку.

Рассказ об Ултаре он намеренно отложил на потом, поскольку именно там предстояло начаться их странствию. Ведь из всех городов и весей миров грез только в Ултаре имелся храм Старших Богов, да и с кем лучше всего поговорить насчет Элизии, нежели со жрецом этого храма, который некогда сам так стремился туда?

— И ты знаком с ним? — осведомилась Морин, когда де Мариньи наконец умолк, а Часы Времени поплыли по высокой орбите над ночной стороной Земли. — Этот верховный жрец… он твой друг, да?

— О да, — ответил де Мариньи и, неторопливо кивнув, обнял Морин, поудобнее устроился рядом с ней и приготовился заснуть. — Я знаю его довольно хорошо — скажем, настолько хорошо, насколько может его знать человек из мира яви. Мы несколько раз встречались: дважды, когда мне требовалась его помощь, и в последний раз на банкете в гостинице «Тысяча спящих кошек» в Ултаре. Но называть его другом я не посмел бы. Он старше, чем можно выразить словами, миры грез были еще совсем юными, а он уже обитал там! Но я могу смело гарантировать, что он чист, как капля росы. Что же касается его имени… Атал Древний, Атал из Хатег-Кла, вернувшийся обратно, когда Барзай канул в неизвестность. Если в мирах грез хоть кто-то способен помочь нам — это будет Атал…

Первая попытка де Мариньи проникнуть с помощью Часов Времени в земные миры грез вполне могла оказаться и последней; он хорошо помнил об этом, погружаясь в сон в обнимку с Морин, но не сомневался также и в том, что на сей раз все должно было пройти по-другому. Нужно было сделать лишь одну вещь — слить разум спящего с разумом Часов (потому что они, несомненно, обладали разумом) и, засыпая, приказать Часам направиться в ближайшие миры грез. Таким образом человек получил бы возможность взять Часы с собой, а не просто воспользоваться ими как порталом в эти области, повинующиеся законам подсознания. Ведь в прошлый раз его ошибка заключалась именно в том, что он использовал Часы для входа и оставил их на орбите, а сам в буквальном смысле запутался в смутных сновидениях! В конце концов… но об этом он уже рассказал.

На сей раз он не сделает такой ошибки. Его воля, все дальше соскальзывавшая в глубины сна, накрепко сцепилась с Часами и еще крепче — с Морин; так что все трое, мужчина, женщина и машина войдут в миры грез как единое целое. Физически они, все трое, конечно, останутся на орбите, а вот психологически погрузятся в сновидения и люди, и Часы Времени. Более того, сонное видение де Мариньи оказалось чуть ли не чрезмерно точным: Часы материализовались не просто в Ултаре, стоявшем на реке Скай, а во дворе гостиницы «Тысяча спящих кошек».

Там любовники «проснулись» в объятиях друг друга, поднялись, зевнули, потянулись и вышли сквозь переднюю панель Часов в вечерний Ултар. Де Мариньи плохо представлял себе, как их тут примут. Помнят ли его и обрадуются ли ему? Ведь его визит, скорее всего, послужит местным жителям живым напоминанием о черных временах, когда все миры грез захлестнули ужас и насилие. Но сканеры сообщили ему, что двор гостиницы заставлен столами, что вечерний воздух полон аромата бесчисленных цветов и что народ уже подходит и рассаживается, чтобы вкусить вечернюю трапезу под открытым небом. Правда, они не могли объяснить ему, что столы расставили уже после прибытия Часов — ведь в это время они с Морин еще «спали» — и что застолье собирается, точно как при его предыдущем посещении гостиницы, в его честь!