Брайан Ламли - Исчадие ветров [сборник]

А она начала крутить рукой от плеча, быстро увеличивая размах, как будто раскручивая гигантское лассо. И облачный диск — петля этого лассо — вращался вместе с ее рукой, разгоняясь до тех пор, пока его края не превратились в тонкую кружевную дымку, которую то и дело пронизывали стрелки электрических разрядов.

Волчьи воины теперь уже откровенно бежали со всех ног, расталкивая соратников и стремясь как можно скорее достичь круга из тотемов и находившегося в его середине алтаря. Ни о каком воинском порядке и речи не шло — это была самая настоящая паника, которая не прекратится до тех пор, пока люди и животные не выбьются из сил. На сегодня они полностью выкинули из головы любые воинственные мысли и теперь мчались домой, чтобы зализывать раны и подсчитывать потери, и вместе с ними в гуще толпы ехал Борис Жаков, на полторы головы превосходящий ростом еще троих, находившихся в нартах вместе с ним.

Окуляры бинокля перескочили с этого драпающего отребья к Женщине Ветров, и теперь я почти явственно почувствовал гнев, который она источала, стоя в великолепии медного сияния среди воздуха.

«Жаков, — беззвучно проговорил я, обращаясь к удалявшемуся от меня безумцу, — русский, если ты считаешь меня опасным врагом, то, значит, плохо понимаешь, что к чему. Наверное, ты можешь позволить себе иметь врагами обычных людей, а вот таких, как Женщина Ветров, я тебе не рекомендовал бы».

И да, я оказался совершенно прав.

Фигура в небе, казалось, подалась вперед и вся налилась бронзовым светом, сделавшись почти такой же, как венчавшая ее корона из волос, и мне на миг показалось, что я знаю, где видел прежде подобное разбегание. Но уже в следующий миг образ вновь сделался чисто человеческим.

Человеческим? Я саркастически рассмеялся (про себя). Несомненно, в этом существе должно было присутствовать нечто человеческое, и все же этим его сущность исчерпывалась лишь в малой мере. Взять хотя бы ее власть над стихиями и ее гнев.

Вот она опустила изящную руку горизонтально, и висевший над головой огромный диск наклонился, просел ниже, соскользнул по ветру, понесся вперед, словно брошенный рукою бога-дискобола на соревнованиях какой-нибудь Небесиады или демона в адском хаосе, и, снизившись почти до заснеженной земли, обрушился на удиравшее войско волчьих всадников.

Трейси повисла на моей руке и, глотая воздух с лихорадочной быстротой, наблюдала за этой невероятной сценой.

— Хэнк… Хэнк, как она может?

Одно дело сражаться не на жизнь, а на смерть, пусть даже поневоле, с уязвимыми смертными врагами, имеющими свои слабости. Совсем другое — видеть Женщину Ветров, видеть, как это существо, которое сражается оружием, созданным непосредственно из сил природы, безжалостно и хладнокровно уничтожает маленькую армию.

Несомненно, если бы летящее колесо Джаггернаута, которое Армандра высвободила и обратила против этого войска, вернее его остатков, обрушилось в своем безумном бешенстве на бегущие расстроенные ряды, этих людей ждало бы полное истребление.

— Я… я не знаю… — пробормотал я после продолжительной паузы и с изумлением обнаружил, что у меня в горле пересохло и голос внезапно охрип.

— Пусть это ужасные, отвратительные люди, — продолжала Трейси, — но это же люди! — Тут она зажмурилась и уткнулась лицом мне в грудь — ужасный диск настиг охвостье бегущей разбитой армии волчьих всадников.

Я же не мог оторвать глаз от происходившего и лишь как бы со стороны заметил, что мои губы раскрылись в испуганном вздохе, когда диск прошел сквозь людей и животных, как огромная циркулярная пила сквозь доску, по мере своего продвижения разбрасывая «опилки» на сотни футов в ледяной воздух и по заснеженной равнине. А потом на моих же глазах приостановился, словно задумавшись.

Трясущимися руками я вновь навел бинокль на Женщину Ветров. Теперь она стояла, вскинув одну руку к глазам, а вторую простерла перед собой, словно заслоняясь от какого-то невиданного ужаса — ужаса зрелища своего собственного бесчеловечного гнева, вырвавшегося на свободу. В следующий миг она мотнула головой, от чего изумительные рыжие волосы снова взметнулись в воздух, и взмахнула руками в резком, безошибочно узнаваемом жесте запрета.

И внезапно равнину оглушил ужасающий грохот, сходный с тем, какой мог бы издать штормовой прибой, разбившийся со всего разгона о неожиданно возникший на его пути каменистый мыс. Оружие, которое эта женщина запустила вслед убегающему войску, разлетелось на куски, распалось, в считаные секунды вернулось в свою первозданную форму, инертно разлеглось над равниной серым облаком. Облаком, которое туманом оседало наземь, ничем уже не угрожая сотне с чем-то уцелевших воинов, которые бежали сломя голову из пределов его расплывающихся, вьющихся щупалец.

Затем воцарилась тишина, в которую нерешительно вторгся скорбный голос ветра, вновь пробудившегося после всего, что произошло, и донесшего до нас приглушенные расстоянием истерические крики бегущих остатков волчьего воинства. Армандра, вне всякого сомнения, пощадила их, и теперь я точно знал, что человеческого в ней больше, чем показалось мне сначала.

— Она пощадила их! — чуть слышно выдохнула Трейси.

— Пощадила, — так же тихо и с тем же чувством облегчения откликнулся Джимми Франклин.

— Да, — коротко подтвердил из-за наших спин еще один голос, который я узнал сразу, хотя он и был искажен болью.

Это был Уайти, тяжело припадавший на раненую ногу и одной рукой обнимавший за толстую шею ухмылявшегося эскимоса.

— Она пощадила их, и значит, для нее еще осталась надежда.

— Уайти, что это значит? — осведомился я.

Он лишь мрачно покачал головой (его брови при этом сместились в крайнее нижнее положение), не сводя взгляда с женской фигуры в небе.

— Сам увидишь.

Над снеговыми кораблями победившего войска могучей триумфальной песней загремели восторженные связные и бессвязные крики и грохот оружия о щиты. Я снова поднял голову, я увидел — и понял. Я понял власть этой женщины над воздушной стихией, ее способность ходить по ветрам, ее нечеловеческий гнев и совершенно человеческое страдание.

Потому что сейчас она обратила лицо к своему народу и, слушая его восторженные первобытные овации, простерла к нему тонкие руки. Ее чудесные волосы свились в изящные локоны, а в глазах на мгновение вспыхнуло то чувство, с каким великая королева могла бы смотреть на ликующих подданных, возносящих здравицы в ее честь.

Ее глаза засветились, а потом на одно едва уловимое мгновение на царственном лике ярким кармином вспыхнули две звезды.

Уайти снова кивнул и сказал:

— Хэнк, это было едва ли не самое безопасное прозрение из всех, какие только бывали в моей жизни. Эта женщина, вне всякого сомнения, дитя Итаквы, и мы должны благодарить наши счастливые звезды за то, что она, как оказалось, полностью порвала со своим чудовищным отцом.