Брайан Ламли - Исчадие ветров [сборник]

Красное пламя перед глазами постепенно спадало, уступая место болезненному холоду в костях и сведенных мышцах. Он сдержал рвотный позыв и попытался облизать запекшиеся губы, но язык наткнулся на что-то сухое и лишенное вкуса, рот был чем-то забит. Медленно и осторожно он повернул голову, отчего та начала кружиться, освободив рот, и выплюнул кровь, песок и что-то похожее на зуб, затем попытался вдохнуть. В одну ноздрю забился песок, а вторая была вся липкая и теплая от крови.

Де Мариньи охватил гнев на оцепеневшее вялое тело, которое не повиновалось его командам, и на глупую голову, в которой не было ответов на его вопросы. Где он, черт побери, находится? Что произошло? Кажется, он лежит лицом вниз не то на крупном песке, не то на рыхлой земле.

К нему стала возвращаться память, перед глазами промелькнула вереница ярких картинок: поляна в лесу, пруд с пиявкоподобными тварями, варвары с волчьими головами, стоящие вокруг Часов Времени.

Часы Времени!

Если с ними что-то случилось…

Он поднял голову, чтобы вытряхнуть из зубов песок, затем попробовал прикусить губу и убедился, что это принесло очередную волну боли. Он поморгал и, несмотря на боль, обрадовался слезам — они промыли глаза, и он чуть не ослеп от дневного света. Пусть в этом мире он был и неярким, но де Мариньи казалось, что вокруг сверкают тысячи ярких молний.

Немедленно вернулась тошнота, заставив его закрыть глаза. Только что увиденный им пейзаж — зеленые тени над песчаной поверхностью — сменился тупыми пульсирующими красными волнами, стон боли и отчаяния сорвался с его разбитых губ. Очень похоже, что после того, как он потерял сознание, его жестоко избивали.

Он подумал, что с руками и ногами что-то не так — он не чувствовал там сильной боли, однако не мог пошевелить ими. Неужели дикари что-то ему отшибли? Он снова попробовал шевельнуться и понял наконец, в чем дело — руки были связаны за спиной, а ноги — в районе щиколоток. Его шея тоже была стянута какой-то петлей, он почувствовал это, помотав головой. Он мрачно обдумал свое положение — устав развлекаться с потерявшей сознание жертвой, мучители связали его — но для чего?

Де Мариньи вспомнил об ужасных обитателях пруда, о том, что их внутренние жидкости придали воде ненатуральный синий цвет, и вдруг поймал себя на мысли — а что, если его…

Он снова заставил себя открыть глаза, на этот раз медленно, чтобы привыкнуть к свету, и постепенно окружающий мир принял четкие очертания. Он лежал в неглубокой впадине, уткнувшись подбородком в крупный песок — почву тихой лесной поляны. В отдалении были еще какие-то зеленые пятна — стена леса на том берегу пруда. Де Мариньи задрожал, и не только потому, что болезненный холод постепенно проникал до костей.

Аккуратно повернув голову налево, он увидел натянутый кожаный ремень, который тянулся от его шеи к колышку, вбитому глубоко в землю. Точно таким же он был привязан и с правой стороны. Он понял, что ноги тоже привязаны, когда у него не получилось согнуть их в коленях. Все попытки вырваться были тщетны, и он их быстро прекратил и принялся медленно и методично ругать себя за глупость. Как можно было быть настолько беспечным, проявить такую преступную тупость и попасть в подобную переделку? Немыслимо!

Преисполненный отвращения к себе и к своему печальному положению, он все же попытался проанализировать свою ошибку. Он верил, что знает, почему так произошло.

Приключения в мире земных сновидений, ужасные опасности и угрозы, с которыми он там столкнулся и победил, и почувствовал себя оттого почти непобедимым, усыпили его бдительность, и он уверился в ложной безопасности. Как же ему удалось, пройдя сквозь столь многое, в конце концов пасть жертвой каких-то дикарей на безымянной планете на окраине реальности?

Что больше всего рассердило пришельца с Земли, так это то, что на нем был антигравитационный плащ, который Титус Кроу принес с Элизии. В нем человек мог взлететь ввысь как птица, без малейших усилий. Он был уверен, что в мире сновидений сможет инстинктивно среагировать на опасность — нажать кнопку на ремне и вознестись в небо, но здесь, в этом непонятном новом мире… такое ощущение, что все происходило быстрее, чем он успевал на это реагировать.

Вот если бы высвободить одну руку и достать до кнопки…

То, что он увидел, отвлекло его от дальнейших мыслей о спасении и мгновенно вытеснило их из его головы — над краем ямки, в которой он лежал, внезапно показалась пиявкообразная тварь с синей кровью. Маленькие красные глазки твари тут же уставились на него; пульсируя всем медузообразным туловищем, тварь поползла вниз по откосу — прямо ему в лицо.

Застыв от ужаса, де Мариньи смог только подумать: «Мое лицо! Глаза!» Пульсирующая пиявка уже скалила зубы в нескольких дюймах от него, еще около дюжины ужасных тварей почти одновременно возникли над краем ямы, а он все не мог отвести взгляд. Словно загипнотизированный этой немыслимой ситуацией, злым роком, нависшим над ним, де Мариньи не мог пошевелиться и ждал, когда произойдет неизбежное…

Земля позади него содрогнулась, и нога в кожаном ботинке наступила на страшную тварь как раз в тот момент, когда она уже нацелилась в его лицо. Тварь впечаталась в сухую землю, и синяя жидкость обрызгала де Мариньи.

В следующий миг дважды блеснуло лезвие чего-то вроде копья, и ремни, стягивавшие шею де Мариньи, были перерезаны. Он почувствовал холодное прикосновение металла в районе кистей, и его руки стали свободны, затем ноги. В следующую секунду началось и вовсе удивительное зрелище — перед глазами де Мариньи возникла рычащая и ворчащая куча белого меха — медведь почти одиннадцати фунтов ростом неуклюже, но быстро топтал отступавших к пруду пиявкообразных тварей, и земля дрожала под его весом.

Прежде чем изумленный землянин смог собрать мысли и обдумать все эти чудеса, его аккуратно поставили на ноги. Останься он так стоять, окровавленный и слабый, он непременно упал бы, но твердые руки надежно держали его, а острый проницательный взгляд смотрел на него, сперва вопросительно, затем приветливо.

Он, в свою очередь, взглянул на того, кто его поднял, поперхнулся, затряс головой, не веря своим глазам, и в конце концов с трудом пробормотал:

— Хэнк? Хэнк Силберхатт? Я не…

— Я тоже, Анри, — перебил его техасец, — но как бы там ни было, я рад тебя видеть.

— Взаимно, Хэнк, — от всего сердца согласился де Мариньи, — так рад, что и слов нет!

Он посмотрел на мускулистых спутников Силберхатта — двух бронзовокожих индейцев и оливкового эскимоса и на чудовищного медведя, что топал и ревел уже на берегу пруда:

— Но где мы находимся, в каких таких пересечениях пространства и времени?