Марина Андросова - Продавец пуговиц

— Вижу, — тихо сказал Алексей. Ребус начал медленно выходить из головы. «Ты» превратилось в «она». Контур человечка заполнился самим продавцом пуговиц, запятая развалилась на многоточие, а собака обрела пол и убежала ни то сукой, ни то кобелем. Остался только большой восклицательный знак, который сейчас означал — «Да!». И чуть дальше, в перспективе маячило довольное солнышко.

Алексей снял верхнюю одежду, разложил сушиться зонт. Он поглядывал на Анну и представлял, как расстегнет все пуговицы по очереди, почувствует кончиками пальцев их фактуру и размер и доберется до тела бывшей жены. Он любил пуговицы, они возбуждали его. Он знал за собой эту слабость и давно учился контролировать себя. Делать это было неприятно, поэтому ничего и не получалось. Он мог начать читать стихи или отвлечься разговорами, подумать о чем-то противном или, наоборот, переключиться на другие удовольствия — полистать книги с картинами великих художников, например. Срабатывали эти приемы только тогда, когда не было никаких перспектив завершить начатое, и то в редких случаях. Конечно, он не бросался на каждую женщину, которая надела рубашку или блузу с пуговицами. До маньяка ему было не то, чтобы далеко, но и не близко. Тут немного другое. Все сложнее. Алексей знал, как были застегнуты пуговицы, сразу определял, собиралась ли хозяйка спасти каждую из душной петли сама или ожидала помощника. Его интересовал только второй вариант.

Анна по-прежнему ревновала к пуговицам. Ей хотелось, чтоб Алексей был без ума исключительно от ее тела. Но женщина знала, что теперь это единственный способ соблазнить бывшего мужа.

Грудь Нюры приподнималась от частого дыхания, пуговицы переливались, играя блестками на свету. Анна схватила пальцами верхнюю из них и сильно сжала, как бы желая избавиться, но не сразу. Алексей застыл в нерешительности. Он хотел эту женщину, даже часто ждал ночного звонка, но боялся возобновить старые разрушающие его планы отношения. Сегодня же, как впрочем, и вчера и позавчера, особые планы растворялись в кислотах самоуничижения и жалости. Терять время было даже выгодно. Оно все равно ни для чего не было нужно. Просто тянулось, как длинные ленты из шляпы фокусника — не понятно откуда взявшиеся и куда исчезающие.

Анна расстегнула первую пуговицу. Допустить дальнейших действий Алексей не мог. Он уже был готов наброситься на жену. Ее движения приравнивались Алексеем к пытке: перед человеком, который не ел две недели, начинают медленно откусывать сочный, обжаренный до золотистой корочки жирненький кусок стейка.

Сейчас обезболивающий ребус был не нужен, и мысль о нем выветрилась, как неприятный запах из комнаты с открытой форточкой. Обезболивающего и без него хватало. Анестезия. Вот она. Перед тобой!

Коренастый блондин с вьющимися волосами взял Анну за руку и повел в комнату. Тут под картиной неизвестного художника, уже была приготовлена кровать, застеленная новым постельным бельем, накрыт шампанским и конфетами столик. Горели свечи. В углу комнаты на стуле лежал пиджак Алексея, без каких либо следов масляных пятен. Все пуговицы на нем были целы и невредимы, тщательно пришиты и даже завернуты в тонкую бумагу, кальку. Это позволяло самому пиджаку оставаться невидимым и не замеченным, словно белому медведю, прикрывшему черный нос лапой, в снегу.

Анна гладила себя рукой, проводя изящными пальчиками по каждому упругому бугорку на тонкой ножке. Пуговицы были дорогие, не только как трусики выпускницы для влюбленного юноши, но и так изысканные вещицы ручной работы. Пуговицы впитали все томящиеся желание молодой женщины, которое накопилось за несколько месяцев ночных мечтаний и фантазий. Каждая была выбрана с учетом гармонии с другими и куплена за довольно высокую цену.

На скользкой простыне цвета блестящего горячего молочного шоколада Алексей ласкал отвергнутую им женщину. Ласкал больше пуговицы, чем ее. При этом чувствовал себя самым счастливым человеком. Ему было не до пиджака. Только утром, он сначала обрадуется ему, потом заметит, что пуговицы, спрятанные в душные мешки, отличаются от родных. Будет кричать и требовать поклясться, что Анна не перешивала их. И она поклянется, что не делала этого, чем окончательно сведет Алексея с ума. Он выгонит ее из дома и следом выбросит в мусорный бак на улице любимый «Brioni».

Третью пуговицу Волков расстегивал зубами, угадывая ее вкус и впитывая запах. Она расположилась на уровне плотных сосков Нюры, и Алексей, освободив от атласной рубашки упругую грудь молодой женщины, поцелуями прокладывал дорожки к ним от мокрой пуговицы.

Соскам досталось немного внимания. Анна застонала от нетерпения и жажды продолжения ласки. И снова пуговица.

Небольшая, с горошину, такая гладкая, что шершавый язык становится отполированным при соприкосновении с ней. Пуговица, словно бусинка, обсыпанная как-то изнутри блестками. Следом такая же, но с небольшим соленым привкусом и запахом новой клеенки, которую стелят на кухонный стол хозяйки, заботящиеся об уюте и чистоте дома.

Было бы здорово, если бы одна из пуговиц была пришита к петельной стороне рубашки и не отдавалась рукам Алексея сразу, не разрешала ему с легкостью высвободить ее из плена. Пусть бы она сопротивлялась, вредничала и была наказана за это — вырвана резким движением руки с куском ткани.

Алексей не торопился. Каждая пуговица — начало новых ласк, новой страсти. С каждой пуговицей и ласк и страсти становилось все больше. Будто передвигая фишки на поле настольной игры, Алексей и Анна не спеша подходили к финишу. Последняя пуговица. Алексей не выпускал ее из напряженной руки. Пуговица как живая — теплая и дрожит. Проворные, но сильно скованные движения, судороги …. Ничья. Обе фишки дошли до финиша с криками победы и свалились от усталости.

Посредине ночи Алексей встал и позвонил Ван Гогу. Тот ответил почти мгновенно, но сразу предупредил, что оплачивать междугородние переговоры не будет. Алексей кивнул. Ван Гог раздраженно попросил представится. Алексей назвал фамилию и попытался объяснить причину своего звонка: «Я в восторге от ваших картин! Возьмите меня в ученики. Я хочу создавать шедевры, как вы!» Ван Гог усмехнулся и ответил с пренебрежением: «Волков? Ты не художник! Я ненавижу надоедливых фанатов!» и положил трубку. Алексей покрылся потом, он снова и снова набирал тот же номер. Дозвониться второй раз не получалось. Цифры путались, телефон выскальзывал из рук, а когда вдруг каким-то необычайным образом получилось снова нажать все кнопки в нужном порядке — к телефону подошла девочка и сказала, что Ван Гог здесь не живет и вероятно произошла ошибка. Сон как реальность. Пока спишь, не отличишь одно от другого.