Михаил Ежов - Бумажные шары

— Гаюны так и не объявились, — заметил Закуро.

— Я же говорил, что они не войдут в лес, — отозвался Мунх. — Думаю, твари отправились искать добычу в другом месте.

Закуро думал о Фуситэ и их последней встрече. Наверное, теперь женщина считает его предателем, но гатхир был уверен, что телохранители сумеют защитить её не хуже него. А вампирами пусть займётся городская стража. В конце концов, заботиться о безопасности города — обязанность солдат.

Закуро беспокоили странные образы, которые он увидел во время соития с Фуситэ. Гатхир не бывал в местах, которые вдруг предстали перед его внутренним взором, и не участвовал в событиях, свидетелем которых стал. Тем не менее, картины возникали с такой отчётливостью, что походили на воспоминания.

Закуро почувствовал, что Дару забеспокоился, когда он начал обдумывать это. Он мысленно обратился к своему двойнику с вопросом, что тот об этом думает, но Дару не пожелал отвечать. Это было на него не похоже. Раньше он всегда откликался на просьбы о помощи и готов был обсудить, что угодно. Закуро ещё раз позвал Дару, но тот лишь отодвинулся дальше в глубины сознания. Это настораживало.

Закуро невольно вспомнил обстоятельства, при которых впервые обнаружил, что в его голове есть кто-то ещё. Он тогда уже служил у господина Ханако. Его сюадзин отправился в поход против одной из взбунтовавшихся после повышения налогов провинций. В тот год воины дома Ханако отсутствовали почти пять месяцев: после подавления восстания они двинулись на восток Янакато, чтобы помочь другим частям императорской армии усмирить непокорных.

Закуро прекрасно помнил битву в одной из деревень, жители которой в ожидании нападения превратили своё поселение в подобие форта. Им дважды предложили сдаться, но они отказались. Самоуверенные глупцы, они были обречены.

Отряд господина Ханако слегка опоздал и вошёл в деревню спустя четверть часа после начала атаки. Тогда от защитников уже осталась от силы треть, и их истребляли безо всякой пощады — в наказание за упорство и в назидание другим.

Закуро с двумя товарищами оказался в доме старосты. Возле стен стояли раскрытые сундуки — почти пустые. В шкафах тоже ничего не нашлось. Либо ценности припрятали, либо людям, и правда, нечем было платить налоги.

Самого старосту обнаружили в тайнике под полом — бедняга сидел там, накрывшись дерюгой, и дрожал от страха. На вопросы отвечать не захотел — только выл, как безумный. Должно быть, представлял собственную участь.

Один из воинов отправился искать командира, чтобы сообщить, что обнаружен один из зачинщиков восстания, а Закуро и его второй товарищ остались со старостой. К тому времени сражение переместилось на южную окраину, где добивали последних уцелевших жителей. Не щадили даже женщин и детей — деревню было приказано вырезать полностью, а после разграбления предать огню. Только главарей предстояло предать мучительной казни.

Приятель Закуро связал старосту и принялся избивать, требуя сказать, где спрятаны ценности. Он хотел выслужиться перед командиром. В конце концов ему удалось развязать пленнику язык. Староста признался, что закопал несколько монет во дворе незадолго до начала атаки. Воин побежал их искать, а Закуро присел возле окна, прислушиваясь к звукам боя, доносившимся издалека. Вдруг перед глазами у него потемнело, голову сдавило, и он потерял сознание.

Очнулся Закуро в повозке. Бой был давно окончен, и армия возвращалась домой, отягощённая добычей: перед тем, как поджечь деревню, из домов вынесли всё, что стоило хоть медную монету. Хватить должно было не только на налоги, но и на жалование солдатам.

Закуро расспросил товарищей и выяснил, что оставался без сознания два дня. Окраины давно остались позади, и Закуро видел вокруг благоустроенные дома богатой деревни, которой не грозили карательные меры: налоги здесь платили исправно и не помышляли о бунтах.

Именно тогда Дару и заговорил с Закуро. Воин был поражён и испуган, но постепенно привык. Должно быть, какая-то часть его сознания вдруг проявилась в виде отдельной личности. Закуро слышал, что порой такое случается. Что поделать, значит, так угодно богам. Оставалось только смириться и научиться уживаться со своим двойником. Это оказалось нелегко, но время расставило всё по местам.

Размышляя о прошлом, Закуро заснул. Его разбудил амадек. Была середина ночи. Гаюны так и не появились. Закуро скоротал время своего дежурства, сочиняя в уме стихи и вспоминая те, что знал. Чтобы не замёрзнуть, он наломал веток и сделал костёр поярче. Через три часа проводник проснулся, они оседлали коней и поехали дальше, радуясь, что избежали встречи с гаюнами, и не пришлось задерживаться в лесу.

Когда впереди показались скалы Ами-Цишгуна, Закуро испытал лёгкое волнение. Если Миока в Джагермуне, ей придётся объяснить причины своего поспешного отъезда. Гатхир, хотя и не всерьёз, но всё же допускал, что женщину могла выгнать из Эдишамы любовная интрига. В таком случае Закуро хотел знать, кто его соперник. Скрепя сердце, он, наконец, честно признался себе, что отправился за Миокой не только из желания помочь — ревность тоже сыграла свою роль.

К вечеру Закуро и Мунх добрались до обители. Монахи приняли их радушно и согласились показать, где живёт Сабуро Такахаси, предупредив, что тот едва ли согласится беседовать. Впрочем, уверенности у них в этом не было, поскольку, как узнал от них Закуро, недавно приезжала дочь отшельника в сопровождении какого-то мужчины, и брат Сабуро говорил с ними. При этих словах гатхир почувствовал, как краска бросилась ему в лицо. Но, когда монахи сказали, что женщина была при смерти, он испугался.

— Ей было гораздо лучше, когда она уезжала, — увещевал отец Вей-Мин. — Уверен, какая бы болезнь ни настигла её по пути в Джагермун, она отступила.

— Куда они поехали? — допытывался Закуро, но ответить никто не мог.

— Это, наверное, знает только брат Сабуро, — предположил один из монахов.

— Ну, тогда я бы хотел как можно скорее повидать его.

— Завтра утром брат Фагу отведёт вас, — сказал отец Вей-Мин. — Сейчас уже слишком темно.

— Я бы хотел поговорить с господином Такахаси как можно быстрее.

— В горах не стоит разгуливать в темноте. Я не могу позволить монахам рисковать собой и вами.

Закуро пришлось смириться. Он понимал, что отец Вей-Мин прав, хоть ему и очень хотелось знать, куда отправилась Миока.

Таким образом, гатхир остался в Джагермуне до утра. Их с амадеком покормили и отвели в две пустовавшие комнаты.

— Наконец-то нормальный отдых! — воскликнул Дару, едва Закуро остался один. — Я уж думал, нам так и придётся всю дорогу ночевать под открытым небом.