Глеб Соколов - Попрыгунчики на Рублевке

Килин остался стоять, освещаемый дрожавшим столбиком желтого пламени.

Едва Турсунов принялся произносить свои гипнотические заклятья, Вадик ринулся обратно в дом. Ему было плевать, что подумают о его поведении остальные: протискиваясь среди гостей, он выглядел как человек, в панике спасающийся бегством. «Только не быть загипнотизированным! Я должен нормально соображать!..» — проносилось у него в голове.

Чертовы знакомые Махмута! Они мешали ему прорваться к двери: всем хотелось подойти к старику-гипнотизеру поближе. Эти люди — представители высшего, самого богатого общества — напирали, как толпа покупателей на прилавок во время дешевой распродажи.

— Сейчас это случится!.. Это произойдет… Никто из вас не сможет противостоять…

Вадика отделяли от двери каких-нибудь полметра.

Он сделал этот последний шаг, оказался за порогом. Почему-то ему понадобилось схватиться рукой за стену. В доме уже было темно. Несколько мгновений он различал предметы… Мебель… Картины — выглядели темными прямоугольниками на фоне светлых стен. Через полуоткрытую дверь проникало слабое сияние звезд и краешка луны, появившихся между облаками. Затем все померкло.

— Будь проклят этот девятнадцатый век! — прохрипел Слепян. Поднявшись с булыжной мостовой, он отскочил в сторону. Еще мгновение — его бы переехала карета. Лошади, будто их тоже загипнотизировали, неслись, не сворачивая…

Он был напротив глубокой, низкой арки. Оттуда несло отбросами. Где-то там, в глубине темного проема кто-то тихо стонал.

«Где Василиса?» — спросил себя Слепян. Немедленно надо было поговорить с ней. Этот чертов Турсунов вклинился в самый неподходящий момент!.. Оказаться в девятнадцатом веке… Вадик вдруг замер: «Странно… — поразился он. — Загадки так окружили меня, так вовлечен во все это… Невероятный факт: я — в девятнадцатом веке, пусть и воображаемом. И ничему не удивляюсь!..» Он еще раз огляделся… В дальнем конце улицы виднелся кабак. По ступеням, что вели к его порогу, сновали люди. Какой-то мужичок, покачнувшись, повалился прямо там же, у входа. Вадик протер глаза: «Нет, это наваждение сейчас пройдет. Подобный гипноз существовать не может». Конечно: это простые декорации и актеры в костюмах позапрошлого столетия. У Махмута хватит денег организовать и не такое представление.

Чистая петербургская речь проникла в уши Вадика. Говоривший находился у него за спиной. Слова настолько поразили Слепяна, что он остолбенел и не посмел обернуться.

Человек тщательно выговаривал каждое слово, не проглатывая окончаний. Ясная, четкая артикуляция придавала его речи надменный характер.

— Вексель придется оплатить пятнадцатого. Но до этого срока он не успеет предотвратить всего, что…

Неизвестные прошли мимо Вадима и постепенно стали удаляться. Слепяна пробрала дрожь: без всякого сомнения, никто из московских актеров не мог говорить так!.. Не слышал такого произношения Вадик и ни от кого из знакомых Махмута. Это был настоящий петербургский выговор. Его в наши дни не встретишь и в городе на Неве. Лишь на старых архивных пленках, запечатлевших голоса послереволюционных эмигрантов.

Значит, он и в самом деле каким-то волшебным образом оказался в Петербурге девятнадцатого века!..

Эта мысль, — прежде он относился к славе Турсунова очень скептически, — оглушила Слепяна. Машинально он сделал несколько шагов, остановился в темноте под аркой. Отвратительный запах прелой рогожи ударил ему в ноздри.

Мимо по улице, не замечая Вадика, прошла Василиса. На ней было длинное темное платье. В нем, наглухо застегнутом у самого горла, она походила на монашенку. Новый образ модели поразил Вадика — прежде он привык видеть ее дерзкой и сексуальной.

Слепян вышел из-под арки и осторожно двинулся следом. Модель свернула в проход между домами. Вадик прибавил шагу — он почти побежал…

В такой темный вечер он легко мог упустить ее.

Со стороны внутреннего двора по всему второму этажу шла длинная галерея. Выходившие на нее маленькие оконца были в большинстве своем темными, лишь в некоторых мерцали слабые огоньки.

Сам двор изрядно загроможден поленницами дров, перевернутыми чугунными котлами, каждый объемом в несколько ведер, сваленными штабелями досок. От одного из флигелей, которые окаймляли это пространство, откуда-то сверху раздавался неумолчный гул, происхождения которого Вадик не мог определить.

Вбежав во двор, он остановился — Василисы нигде не было видно. Неожиданно справа от него как из-под земли вырос человек.

— На галдарею она прошла, там ее догоняй! — произнес он.

Слепян поднял глаза вверх. Ровно через две секунды на фоне тускло освещенного оконца второго этажа промелькнула высокая женская фигура. Ветер развевал ее волосы. Василиса стремительно продвигалась по галерее. Вадик рванулся вперед, но человек метнулся наперерез. Преградил ему путь.

— За наводку и проход — с тебя пискалик! — просипел он.

На Слепяна дохнуло запахом перегара, нечистого тела, прелых, гнилых тряпок. Крепкая, тяжелая рука ухватила его за ворот.

Только тут Вадик обратил внимание, что вместо одежды, которая была на нем недавно — джинсов и тонкой хлопковой кофточки на молнии, он одет в длинный сюртук из темно-серого, жесткого сукна, такие же штаны, сапоги из толстой воловьей кожи на массивных каблуках.

Резким приемом — когда-то занимался восточными единоборствами — Слепян сбросил со своей груди мужицкую руку.

— Ай, ирод! — застонал незнакомец.

Вадик, не доведя приема до конца, оттолкнул его в сторону. Человек с грохотом повалился на поленницу дров.

— Хоть трешку дай! Хоть каньку! — выкрикнул он.

Добежав до стены дома, Слепян не сразу разглядел лестницу, по которой можно подняться наверх… Шаткие ступени угрожающе заскрипели. «Не рухнуть бы вниз!» — От испуга Вадик на мгновение замер. «Свернуть себе шею в девятнадцатом веке, поднимаясь на какую-то полуразвалившуюся постройку?!»

Ничего не случилось. Он двинулся дальше. «Слава богу!» Вот и галерея! Он побежал… Ему показалось: впереди видит неясные очертания Василисиной фигуры. Затем она исчезла в раскрывшемся дверном проеме.

Позади него — он ясно это расслышал — тревожно заскрипели ступени деревянной лестницы. Кто-то быстро поднимался на галерею следом за ним.

Вадик схватился за голову — неожиданная, резкая боль вцепилась в виски, в лоб, опоясала весь череп до затылка. Остановившись, он несколько мгновений не шевелился. Было ощущение, что это конец: сейчас умрет, настолько невыносимой оказалась мука.

Все прошло так же неожиданно, как и началось: приступ отпустил. Прежде такого с ним не происходило. Шаги… Сзади по галерее неотвратимо приближаясь, двигался человек.