Джеймс Реннер - Затворник с Примроуз-лейн

– Оно твое. Я дарю его тебе раз и навсегда. Если ты не выйдешь за меня, то все равно должна его носить. Хоть целую вечность, и мы можем встречаться, пока нам не стукнет семьдесят. Если хочешь, носи его на цепочке, на шее.

Элизабет вытащила ожерелье из-под топа. Подделка под сапфир и серебро. Детское украшение.

– Я стащила его из комода Элейн перед тем, как мать решила его освободить. Я буду носить его, пока не рассыплется.

Кольцо она опять надела на палец.

– Когда передумаешь, можешь сама сделать мне предложение, – сказал он.

Слезинка капнула в ее тарелку с цыпленком. Она подняла на него глаза и улыбнулась:

– Заметано.

Он мог снести все, кроме одного. Он терпел ее холодность, капризы, мигрень, из-за которой она иногда целыми днями валялась в постели. Прощал, когда она забывала про день его рождения и говорила «эффект» вместо «аффект», оставляла свой фен в его вещах и заставляла опрыскивать ванную комнату какой-то гадостью с цветочным запахом. Лишь бы видеть, как она выпячивает нижнюю губу, когда пьянеет, или как перебирает его волосы, когда они смотрят телевизор и его голова лежит у нее на коленях. И лишь одна вещь раздражала его по-настоящему – ее одержимость Кристофером Пайком, известным в конце 80-х автором подростковых романов-ужастиков. Она увлеклась этим чтивом после исчезновения сестры.

Элизабет неизменно вставала в половине шестого, выпивала чашку настолько крепкого кофе, что с тем же успехом можно было нюхнуть кокаина, – но потом, как ни старалась, не могла заснуть раньше полуночи. Так было с того самого дня, как похитили Элейн, и нежданная любовь и забота Дэвида не принесли ей ни малейшего облегчения. Это уже стало ее образом жизни. Хуже всего было то, что, бодрствуя, пока все спят, Элизабет оказывалась в одиночестве. Спасаться она могла только чтением. И читала только Кристофера Пайка. «Письмо счастья 2: Древнее зло», трилогию «Друзья навечно», «Помни меня».

– Почему бы тебе не почитать По, или Толкиена, или Брэдбери? – спросил как-то Дэвид, обнаружив, что она в шестой раз перечитывает «Последний акт».

– Не выношу описаний, – сказала она так, будто описания были чем-то мерзким. – Битый час читать о том, какой табак курили хоббиты?

Так оно и шло. За год Элизабет одолевала полное собрание сочинений Пайка и в январе снова бралась за «Письмо счастья». Впрочем, собрание было не совсем полным. Одну книгу Пайка она найти так и не смогла – «Сати», историю о молодой женщине, утверждавшей, что она – Бог. Ее больше не переиздавали. Каждый раз, когда они проезжали мимо книжного развала, Элизабет обязательно останавливалась и минут двадцать просматривала корешки в надежде отыскать этот раритет.

Однажды Дэвид – это было вскоре после его неуклюжей попытки предложения руки и сердца – оказался в Равенне. Он работал в местной газетенке в округе Портедж, и редактор поручил ему сделать репортаж о скандальном судебном иске, связанном с нарушениями на каком-то строительстве. Славу такими репортажами не заработаешь, и это была совсем не та расследовательская журналистика, о которой он мечтал в колледже, – но хотя бы постоянная работа, к тому же с отличной возможностью набраться опыта. Именно в тот день, направляясь в «Трайангл Дайнер» перекусить, Дэвид заметил вывеску «Благотворительная книжная распродажа».

В пропахшем плесенью и нафталином помещении витал дух отчаяния. Справа на вешалках – коричневые и оранжевые слаксы из 70-х, слева – блузки в «огурцах». В центре – дюжина карточных столов, заставленных коробками с книжками. Рядом стоял ящик из-под молочных бутылок – тоже набитый книгами и прикрытый зеленой шалью. Под этой-то шалью, поверх других томов, и лежала «Сати». Дэвид погладил обложку. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь так обрадуется творению Кристофера Пайка! Но ведь он верил в знамения, а что это, как не знамение? Жизнь всегда сдавала Элизабет самые паршивые карты – а сама била ее тузами. Похищением сестры. Злобой матери. Элизабет помешалась на игре случая – и после череды проигрышей боялась ставить на Дэвида. Но с этой книгой судьба ему улыбнулась. Может, и Элизабет поверит в удачу?

Дэвид открыл книгу на титульной странице, и у него перехватило дыхание. Книга была надписана: «Элейн».

По дороге домой он остановился в «Макдоналдсе», аккуратно вырвал страницу с надписью, скомкал и выбросил. Дома Дэвид написал другое посвящение: «Элизабет. Можешь двигаться дальше» . Он хотел сказать: дальше не только от Пайка, но и от Элейн.

Дэвид обернул книгу в подарочную бумагу, встал в два часа ночи и положил ее рядом с кофеваркой. Проснулся он без четверти шесть оттого, что кто-то теребил его за руку. На его безымянном пальце поблескивало золотое кольцо. Элизабет стояла рядом с ним на коленях. Глаза улыбались, но нос она наморщила, еле сдерживая слезы.

– Одно из самых ярких воспоминаний у меня, – тихо сказала она, с усилием выговаривая каждое слово, – наш восьмой день рождения. Пегги сделала нам взрослые подарки. В первый раз нам подарили не игрушки. Мне достался набор фокусника. С цилиндром и кроликами из поролона. Я тогда верила в волшебство. Элейн она подарила книгу «Сати». Родители устроили сцену, стали кричать, что подобное чтение развратит ее неокрепший ум или что-то в этом роде. Она спрятала книгу под кроватью. Но та пропала. Думаю, папа ее выбросил.

Выговорившись, Элизабет начала успокаиваться.

– Я хотела знать, что она прочла в книге.

– Понимаю.

– Тогда женись на мне, – прошептала она.

Он соскучился по процессу. По физическим ощущениям, сопровождавшим журналистскую работу. Уложив Таннера спать, Дэвид впервые за четыре года вернулся за стол «Эдмунда Фицджеральда» в надежде проверить, не случится ли чудо еще раз.

Он уселся в дорогое кожаное кресло, и оно вздохнуло, принимая его в свои объятья. Пока неплохо. Он включил настольную лампу – классическую, с зеленым стеклянным абажуром, из тех, что создают в комнате особенную атмосферу. И лампочка не перегорела. Затем Дэвид выдвинул верхний ящик, пропахший трубочным табаком и вишневыми леденцами – отрадой бывшего владельца стола. Внутри лежали репортерские блокноты и его любимые ручки, целая упаковка. Простенькие «Бик» с синей пастой – талисман Дэвида. Именно такими ручками он писал бесконечное, как тогда казалось, расследование дела Ронила Брюна. Для Дэвида синие ручки «Бик» были чем-то вроде волшебной палочки, которая сама выбирает себе хозяина. Еще в ящике валялась полупустая пачка «Мальборо».

Дэвид достал блокнот и три ручки. Подержал их в руках и, улыбнувшись, разложил на столе. Взял одну и щелчком сбросил с нее колпачок, так что тот улетел куда-то за бар. Написал на первой странице блокнота: «Старик с Примроуз-лейн». Отодвинул блокнот и долго смотрел на него. Ему нравился собственный твердый почерк. Приятно. Уже забыл, как это приятно.