Джеймс Реннер - Затворник с Примроуз-лейн

– Я тебе все расскажу, только спустись вниз.

Элизабет взяла протянутую руку, и он помог ей сойти на палубу. Они стояли и смотрели друг на друга – десять секунд, двадцать, тридцать… Наконец Элизабет улыбнулась.

– Сегодня тепло, – сказала она. – Почему вы в перчатках?

Он стер с лица остатки крема для бритья и принялся выдергивать из ноздрей волоски, когда Таннер принес ему шарик от крупного подшипника – это был сигнал.

Когда Таннеру исполнилось три года, отец Дэвида купил ему настольную игру «Мышеловка». Смысл игры заключался в том, чтобы, соединив между собой несколько замысловатых деталей, соорудить ловушку, приводимую в действие шариком, запускающим механизм цепной реакции. Таннер вознамерился усовершенствовать исходную модель. При помощи деталей из конструктора, кухонной воронки и найденных в мусорном ведре картонных цилиндров из-под пищевой пленки он удлинил ловушку на несколько футов. Однажды, придя вечером домой, Дэвид обнаружил, что «Мышеловка» обосновалась на кухне. Таннер у него на глазах запустил красный пластмассовый шарик по картонной трубке. Шарик с легким постукиванием прокатился по ней, упал в воронку, липкой лентой приклеенную к обеденному столу, а из нее – на стопку книг, которые Таннер сложил так, чтобы шарик в итоге ударил по башмачку «Мышеловки». Дальше игра продолжалась, как было задумано производителем. Пара секунд у Дэвида ушла на то, чтобы осознать, что ему страшно, и еще через пару секунд он понял почему. Его напугала неестественная, нездоровая сосредоточенность во взгляде сына – явный признак обсессии. Он сразу узнал этот взгляд – такой же делался у него самого, когда его поглощала работа. Пустой взгляд коматозника. Элизабет он пугал настолько, что, когда они жили в Кайахога-Фоллс, она прогоняла Дэвида писать в заднюю комнату – лишь бы не видеть этот «зомби-взгляд», как она его называла. Наверное, у Таннера это наследственное. Утром Дэвид перенес «Мышеловку» в детскую. Таннер понемногу вносил в нее все новые усовершенствования. И иногда казалось, что это не Таннер совершенствует ловушку, а она его. Дэвид даже иногда помогал сыну и предлагал свежие идеи, когда Таннеру не хватало своих. Теперь комната мальчика представляла собой громадную «Мышеловку», которая все так же запускалась пущенным по трубе шариком – но теперь тяжелым, весом в фунт, извлеченным из подшипника, купленного Дэвидом на гаражной распродаже в Кенморе.

– Пап, – сказал Таннер. – Давай поиграем в Руба.

Они назвали игру Рубом в честь Руба Голдберга – газетного карикатуриста, который рисовал такие же нелепые машины в начале ХХ века. Рисунок Голдберга висел в рамке над комодом Таннера – Дэвид купил его в интернете.

Отец с сыном пошли в детскую. Для установки «Мышеловки» теперь требовалось около часа. Для Таннера это уже была не игра, а серьезное дело. По сути, это искусство – в конце концов осознал Дэвид. Ну и пусть у других детишки делают аппликации из макарон – его мальчик хочет заниматься вот этим.

Приглядевшись, Дэвид понял, что «Мышеловка» снова изменилась.

– Что-то новенькое придумал? – спросил он.

– Сюрприз, – ответил Таннер.

Дэвид с опаской поднес шарик к игрушечному гоночному треку, стоящему на комоде.

– Три, два, один… Пуск! – крикнул Таннер.

И Дэвид пустил шарик. Тот, набирая скорость, промчался по треку вниз, упал точно в жерло тоннеля и исчез. Секунду спустя выскочил с другого конца и ударился о ручку швабры, поставленной возле тумбочки щеткой вверх. Швабра упала, потянув шнурок, перекинутый через шкив – колесико с желобом. На другом конце шнура палочка из конструктора «Тинкертой» придерживала пружину, присоединенную к игрушечной бейсбольной бите. Пружина распрямилась, и бита – пожалуй, чуть сильнее, чем следовало бы, – стукнула по кнопке музыкального центра. Зазвучала музыка – «Aqualung» любимых Дэвидовых Jethro Tull . Одновременно палочка, качнувшись как маятник, задела первую из разноцветных костяшек домино, поставленных таким образом, чтобы, падая одна за другой, они образовали слово: ПАПА. Последняя костяшка упала на еще один пружинный механизм, соединенный с наполненным песком ведерком. Механизм сработал, с ведерка слетела крышка, песок высыпался, опустевшее ведерко поднялось, а ботинок, с которым оно было соединено при помощи еще одного шкива, – опустился. Он привел в действие еще несколько затейливых приспособлений, в конечном итоге отправив в полет через всю комнату игрушечную кошку – попав в баскетбольную корзину, она запустила базовую модель «Мышеловки». Перед тем как мышеловка опустилась, Таннер, как всегда, быстро выдернул из-под нее игрушечную мышку. Дэвид никогда не спрашивал, зачем он так делает. Он хорошо знал своего сына – Таннеру совесть не позволила сооружать конструкцию, из-за которой кто-то лишится свободы.

– Сынок, это фантастика, – сказал Дэвид, хотя на душе у него все еще было неспокойно.

– Спасибо, – ответил Таннер. – Я ее весь день делал.

– Просто шедевр. А для тети Пегги сможешь снова настроить?

– Почему ты все время уезжаешь? Ты что, теперь всегда будешь на работе, как папа Трэвиса?

– Просто меня попросили кое-что написать. Как раньше, когда я работал журналистом…

– Когда еще была мама? – закончил за него Таннер.

– Да.

– Мама была красивая?

– Ты же знаешь. Я много раз тебе говорил, что да.

Неужели ребенок догадался, что сегодня у отца не совсем обычные планы на вечер? Наверное, он что-то почувствовал. Сын пытался защитить мать, которой не помнил, – это и тронуло Дэвида, и слегка напугало.

– Расскажи, какая она была красивая.

– Как первые лучи утреннего солнца, стучащиеся в окно.

– А еще?

– Как греза ангела.

– Она была така-а-а-я красивая…

– …что, если посмотришь в словаре слово «красавица», там будет написано…

– «Мама Таннера»!

– Точно. Именно это там и будет написано.

– Могу я тебе кое в чем признаться?

– Конечно, – сказал Дэвид.

Они сидели в его «жуке» на парковке гриль-бара «Даймонд». Кэти сняла обруч с кошачьими ушками, позволив волосам рассыпаться по плечам – кроме пары боковых прядей, которые она на манер хиппи повязала вокруг головы. От нее пахло дешевым шампунем и арахисовым маслом. С первой минуты встречи она грызла ноготь на левом указательном пальце, который не выпускала изо рта. «Не пора ли ей озаботиться своим здоровьем, – подумал Дэвид, – с учетом того, сколько лака для ногтей попадает в ее организм?» Едва успев сесть в машину, она настроила радио на местную музыкальную индистанцию и стала подпевать какой-то мутной песне Тори Эймос, которую Дэвид слышал первый раз. На Кэти были черные чулки, зеленое платье, а поверх него – футболка с Ramones . Было совершенно очевидно, что она никогда толком не слушала Ramones , но это не мешало Дэвиду пялиться на ее губы.