Дмитрий Тихонов - Чертовы пальцы (сборник)

– Давай доставай самое мощное что-нибудь, – сказал он сестре. – Чтоб сразу вырубило.

– А как же? – она указала на струящуюся по его рукаву кровь.

– Ничего. Заживет. Говорят, сон лечит…

Он отбросил в сторону одеяло и улегся на кровать, пачкая чистые простыни красным. Наверху шумело и трещало – ломались стены, рушилась сминаемая безжалостными руками крыша, громыхали выстрелы Еремеева ружья, и раздавалась отборная матерщина Федора. Братья справятся, братья выдюжат. Ему бы не подкачать.

Вера склонилась над ним со шприцом. Укола он не почувствовал, только боль в плече сразу смягчилась, ослабила хватку.

– Я не знаю, смогу ли, – облизав губы, сказал Никодим. – У меня всегда было плохо с такими вещами.

Сестра погладила его по щеке и исчезла из поля зрения. Он хотел позвать ее, но тут потолок перед ним качнулся, поплыл, растворился в свете лампы, и тогда он поднялся над собой, высоко-высоко в небытие, охватывая все и вся вокруг…

Наверху все стихло. Вера, сделав несколько шагов к лестнице, оперлась спиной о стену и сползла на пол, не в силах заставить себя подняться. По щекам ее текли слезы.

А Никодим улыбался. Он спал, и ему снилось, как далеко на востоке окрашивается алым край неба.

Кто-то кричал. Этот крик качался на волнах высоко вверху, и Артем поднимался к нему из глубин беспамятства. Слишком медленно. Слишком тяжело. Когда он наконец вынырнул из небытия, его встретила тишина. Артем открыл глаза. За бугрящимся трещинами лобовым стеклом не было солнца. Неужели успел наступить вечер? Как долго он пролежал вот так, уткнувшись головой в обод руля? Артем осторожно коснулся ладонями лица, потом лба. На пальцах осталась скользкая багровая грязь. Черт. Он вспомнил последние мгновения перед столкновением. Жалобный визг тормозов, руки, отчаянно выворачивающие руль. Вспомнил собственную беспомощность – теперь, после того, как смерть прошла мимо, казалось, будто в тот момент именно эта беспомощность пугала сильнее всего.

Ну, всем известно, что нужно делать, когда кажется, верно? Давай выбирайся отсюда, вылезай из своей жестянки на свежий воздух. Давай-давай-давай. Очень похоже на похмелье, да? Тяжелое, мутное, обездвиживающее похмелье. Он так избегал их, так боялся, но вот, пожалуйста: уже почти два года не прикасался к спиртному, а самочувствие все равно ни к черту. Главное – заставить себя. Ему не привыкать. Не в первый раз. Давай на выход! Артем осторожно пошевелил ногами, покрутил головой – на каждое движение затекшие мышцы отзывались тягучей болью, но, похоже, всем костям удалось уцелеть. Он открыл дверь и медленно выкарабкался наружу. Встал, придерживаясь рукой за борт. Голова кружилась, из желудка теплыми волнами накатывала тошнота. Подавив желание согнуться пополам, он выпрямился, расправил плечи и сделал несколько глубоких вдохов.

Холодный воздух исправил положение. Стало чуть легче. Реальность прекратила вращаться вокруг, замерла, застыла в положенном ей порядке. Туман в голове поредел. Нет, ночь еще не наступила, хотя день уже явно стремился к завершению. Просто небо затянули плотные, налитые тяжестью тучи, да и лес вокруг был слишком густым, чтобы сквозь него могли пробиться лучи закатного солнца. Вот ведь угораздило, а…

Артем опустил взгляд на вторую машину. Похоже, «альмера». Серая или темно-зеленая – не разглядишь при таком освещении. От удара ее развернуло и отбросило на обочину, в канаву, где она и замерла, завалившись на бок, повернувшись левой стороной к мрачным соснам. Со своего места Артем не мог заметить у нее никаких повреждений, но, судя по тому, что капот его «логана» справа разбился всмятку, вряд ли «альмера» была способна покинуть место аварии своим ходом.

Идиоты, подумал Артем. Тупые, самодовольные мрази, которые ничему и никогда не учатся. Но мысль показалась ему недостаточно выразительной, и он решил произнести ее вслух.

– Идиоты, еп вашу мать! – сказал Артем. – Тупые, еп вашу мать, мрази! Куда, ну куда вы так неслись?! Неужели вам непонятно, что у меня здесь преимущество, да и, даже если бы я захотел вас пропустить, я бы вас ни за что не увидел из-за этих кустов сраных! Пидоры…

Слова, хриплые, жалкие, бессильные, растаяли в тишине, а вместе с ними растаяла и злость. Артем оглядел дорогу, выползающую серой, чуть влажной лентой из-за поворота позади и уползающую за точно такой же поворот впереди. Грунтовка, по которой ему наперерез и выскочила «альмера», уже почти полностью утонула в сумраке. Неужели за все это время здесь больше никто не проехал? Может такое быть?

Он почесал затылок. Мыслей стало слишком много, они клубились внутри черепа опасным облаком, словно рой встревоженных ос, и ни одну из них не получалось додумать до конца. Куда он вообще ехал? На день рождения дочери, правильно? На день рождения, на котором его никто не ждал. Решил срезать. Как всегда, выбрал простейший из вариантов – и, как всегда, перехитрил сам себя. Эта дорога, судя по карте навигатора, проходила сквозь несколько дачных массивов и должна была всего за двадцать минут вновь вывести его на основную трассу, которая делала огромную петлю, чтобы зацепить какой-то забытый Богом райцентр в сорока километрах восточнее. Деревни и дачные массивы. Ничего удивительного, что в будний октябрьский день здесь никто не ездит.

– Ни хрена себе «никто»! – сказал Артем, вздрогнув от звука собственного голоса. – Кому надо, проехал! Точно в нужное время, секунда в секунду, ни раньше, ни позже. Просто грандиозная удача!

Он засмеялся, и перед глазами вновь все поплыло. Тошнота заворочалась под ребрами с удвоенной силой и на сей раз без проблем сломила его сопротивление. Артема вырвало. Не успел он утереть рот, как приступ повторился. Похоже, без сотрясения мозга все-таки не обошлось. Потратив пару минут на то, чтобы привести себя в порядок, он выпрямился и, оттолкнувшись от «логана», двинулся к «альмере». При каждом шаге что-то щелкало в правом колене.

– Нужно вызывать помощь, – сказал он сам себе. – Нам здесь крайне необходима помощь.

Почему-то эти слова вызывали в сознании вовсе не образы врачей или спасателей МЧС, не белые автомобили с красными полосами, а бутылки с прозрачной жидкостью. Пестрые этикетки, прошибающий насквозь запах. Уже давно ему так не хотелось выпить. Бог с ней, с водкой, сойдет и бутылочка пива. Или две. Или три. Если в «альмере» найдутся три бутылки пива, он примирится с мирозданием раз и навсегда. Просто выставит, как положено, знак аварийной остановки, сядет с пивом прямо здесь, у дороги, на пожухлой сырой траве, и будет смотреть на стену леса на противоположной стороне полотна. Черт возьми, он уже два года не бывал в лесу! Ни охоты, ни рыбалки с тех пор, как бросил пить. У него, пожалуй, совсем не осталось увлечений, кроме одного, запретного, и потому такого желанного теперь.