Дмитрий Тихонов - Чертовы пальцы (сборник)

Скрип повторился. Артем узнал этот звук, узнал почти без труда, пусть с тех пор, как он слышал его в последний раз, и прошло много лет. Качели. Старые железные качели. Где-то неподалеку, в чаще, кто-то качался на них, и потому сердце, безумно колотясь, проваливалось в пятки, а волосы на макушке шевелились от ужаса. Хотелось бежать. Как можно быстрее и как можно дальше.

– Спокойно, – прошептал Артем, стараясь привести себя в чувство. – Спокойно, ничего страшного. Тут вокруг деревни и сады. Тут должны быть качели. Вот пацан на них и набрел. Логично? Почему нет? Теперь катается…

Очередной скрип, за ним еще один. Требовательнее. Настойчивее. Лес устал наблюдать за блужданиями жалкого человечка и теперь заманивал его в ловушку, чтобы прекратить мучения. Артем сделал три глубоких вдоха и направился туда, откуда доносился звук. Вскоре заросли вокруг начали редеть, светлеть, и спустя всего несколько минут он вышел к границе садового массива.

На краю ближайшего участка высилась огромная ольха, сейчас абсолютно, непроглядно черная. Раскидистые ветви расползались по небу жадными трещинами. У ее подножия стояли качели – уродливая, давно проржавевшая конструкция, сваренная из железных штанг. На единственном сиденье качелей покоилась непромокаемая желтая курточка с капюшоном. Чистая, новая, аккуратно сложенная. В мягкой грязи под сиденьем четко отпечатались следы детских ботинок.

– Саша? – позвал Артем почти шепотом. Он должен был чувствовать облегчение: вот же, вот, пацан почти нашелся, он рядом, он где-то здесь, совсем близко, но вместо этого чувствовал, что его обманули. Не понимал как, не понимал зачем, но не сомневался, что и курточка, и следы ботинок оказались здесь не просто так. Они были частью замысла, частью большой игры вроде «двенадцати записок», в которую играла Алена на своем дне рождения два года назад. Сперва его вели скрипом качелей, теперь подбросили одежду, чтобы подхлестнуть, добавить азарта.

Только вот выбора все равно не было. Тщательно осмотрев при свете фонарика куртку и следы, но ничего не трогая, Артем направился туда, куда, по его мнению, мог уйти мальчишка. Пройдя через приграничный участок, он выбрался на заросшую дорогу, которая уходила в гору, служа центральной магистралью всего садового массива. Ее перегораживало упавшее дерево, старый тополь, видимо недавно сломанный ветром. На правой стороне располагался дом сторожа. По крайней мере это мог быть дом сторожа, так как рядом стояли пустые собачьи будки и доска объявлений, на которой еще висели какие-то выцветшие бумажки. Судя по выбитым окнам и торчащим наружу грязным рваным занавескам, в сторожке тоже уже долгое время не жили.

– Эй, есть кто?! – крикнул Артем на всякий случай, но никто не появился и не откликнулся. Не оставалось ничего другого, кроме как двинуться вверх по дороге пешком, ежась под пронизывающим ветром.

Вокруг не было ни людей, ни следов их присутствия в последние несколько месяцев – только разруха и гнетущая, тяжелая тишина. Большинство крыш проржавели и покрылись мхом, а от теплиц остались лишь ветхие каркасы. Сады давно привыкли к запустению: летом яблони на участках, брошенных уже несколько лет, сгибаются под тяжестью никому не нужных плодов, зимой в этих местах безраздельно властвует белое, застывшее безмолвие, нарушаемое лишь цепочками птичьих и собачьих следов. Из-под пестрого великолепия природы здесь всегда будут проступать жалкие и страшные останки человеческих жизней, чьих-то надежд, трудов и разочарований.

Однако в темноте не резали глаз сгнившие заборы, провалившиеся крыши и пустые окна – Артем словно шел по пустынному, старому, но еще обитаемому городу. Казалось, что вот-вот почувствует спиной чей-то взгляд или услышит в стороне, за домами и деревьями, осторожные шаги.

От холода стучали зубы. Артем попробовал перейти на бег, но дыхалка, ослабленная годами пьянства и неподвижности, не была готова к такому испытанию – уже минуту спустя он стоял, привалившись спиной к серому забору, глотая воздух, успокаивая разбушевавшееся сердце.

Детская фигурка мелькнула впереди, скрылась за углом дома.

– Эй, Саша! – закричал Артем, оттолкнулся от стены, заковылял туда, где заметил движение. – Саша, не бойся! Я тебя к маме отведу!

Он зашел за угол, поднял смартфон, огляделся. На серой кирпичной стене висело объявление, ориентировка на пропавшего ребенка. Алена Семенова, девять лет. Пухлое, миловидное лицо с большими глазами, напечатанное на плохой, дешевой бумаге. Исчезла два года назад. Телефон. Вознаграждение. Отчаяние.

Откуда здесь это объявление? Откуда здесь объявление о пропаже его дочери? Она ведь не пропадала. Нет, ни в коем случае. Он бы знал. Он бы искал ее, разумеется. Он бы искал ее все эти два года, каждый день, каждый час. Обошел бы все заброшенные дороги, все побежденные лесом садовые товарищества, все старые дома. Звал бы ее по имени, если бы имелся хоть малейший шанс, что Алена его услышит.

– Она не услышит, – сказал мальчик из непроглядной тьмы. – Теперь она моя дочь.

Артем замотал головой. Мальчик нес несусветную чушь. Мальчик не понимал, что говорит. Да и откуда бы ему понимать? У него одни игры на уме. Прятки. Салочки.

– Ты увидишь ее, если пойдешь со мной, – сказал мальчик. – Я обещаю.

И Артем пошел, пошел сразу же, все так же мотая головой, не соглашаясь с происходящим, не глядя по сторонам. Смартфон он то ли положил в карман, то ли выронил, то ли разбил, бросив в стену с фотографией дочери. Мальчик двигался впереди, то исчезая во мраке, то на короткое мгновение появляясь из него. Иногда казалось, будто на голове у него корона из листьев и веток, а тело покрыто мхом. Иногда казалось, будто он не один, и рядом скользят другие, хищные, едва различимые силуэты. Но Артем моргал, и силуэты исчезали, и мох превращался в грязные, промокшие джинсы и свитер, а листья с ветками оборачивались взлохмаченными волосами.

– Смертные редко проникают в глубь моих владений, – сказал мальчик. – Лишь те, кто, подобно тебе, забывает, что живет. Тогда я впускаю их. Но обратного пути нет.

Артем кивал. Обратного пути никогда нет. Не вернуться, как бы ни хотелось, в «день до», «час до», «минуту до», не исправить ничего. Только в компьютерных играх можно загрузить сохранение, но ведь игры – они для детей, верно?

– Верно, – соглашался мальчик. – Твоя игра кончается здесь.

Артем остановился. Оказывается, они с пацаном сделали круг, спустились с горы и вернулись к качелям у подножия гигантской ольхи, которая наверняка была старше сосняка, вздымавшегося слева от нее, и садового товарищества, уродливо расползающегося по склону справа. Пацан степенным движением накинул куртку и опустился на сиденье качелей – торжественно, будто на трон. Качели приветствовали его оглушительным скрипом.