Ричард Матесон - Нажмите кнопку: Cборник

— Говорю вам: это тепловые ожоги!

Все трое вышли из камеры. Дверь вернулась на место. Узник пытался их задержать, протягивая руки сквозь прутья. Чарли отпихнул его. Узник распластался на койке.

— Ради бога! — с каким-то детским неистовством зарыдал он. — Что с вами происходит? Почему вы не хотите меня выслушать?

Надзиратели уходили, говоря о чем-то своем.

Узник остался плакать в тишине камеры.

Через какое-то время вернулся священник. Услышав шаги, узник поднял голову и увидел отца Шейна, стоящего у двери. Вскочив, он бросился к священнику.

— Вы дозвонились до нее? — спросил узник, хватая священника за руку. — Дозвонились? Священник молчал.

— Ну скажите, что вы дозвонились!

— По тому номеру мне ответили, что таких у них нет.

— Что?

— Там ничего не знают о жене Филипа Джонсона. Теперь вы прислушаетесь к моим словам?

— Значит, она переехала. Ну конечно! Она уехала из города после того, как я. после взрыва. Вам необходимо ее разыскать.

— Такой женщины не существует.

Узник смотрел на него, не веря своим ушам.

— Но я же вам сказал.

— Я говорю вам правду. Вы все это придумываете в тщетной надежде обмануть.

— Я ничего не придумываю! Ради бога, выслушайте же меня! Неужели вы. погодите.

Узник поднял правую ногу.

— Взгляните! — с жаром заговорил он. — Это тепловые ожоги. От атомного взрыва. Неужели вы не понимаете, что это значит?

— Послушайте меня, сын мой.

— Неужели вы не понимаете?

— Вы способны выслушать меня, сын мой?

— Да, но.

— Даже если то, о чем вы говорите, является правдой.

— Это и есть правда!

— Даже если это правда. вы совершили преступления, за которые должны расплатиться.

— Но преступления совершал не я!

— Вы можете это доказать?

— Я… я… — Голос узника дрогнул. — Мои ноги.

— Это не доказательство.

— Моя жена.

— Где она?

— Не знаю. Но вы можете найти ее. Она вам скажет. Она сможет меня спасти.

— Боюсь, вас уже ничто не спасет.

— Но должен же быть какой-то способ! Разве нельзя найти мою жену? Разве нельзя отложить казнь, пока вы ее ищете? И потом, у меня есть друзья. Много друзей. Я назову вам все их адреса. Я назову имена людей, работающих по правительственной программе. Они.

— И что я должен буду им сказать, Райли? — резко перебил его священник.

— Джонсон!

— Называйте себя, как вам угодно. Что я скажу всем этим людям? Что я звоню им по поводу одного человека, десять лет назад погибшего во время взрыва? Скажу, что он не погиб, а оказался перенесенным в.

Священник умолк.

— Неужели вы не понимаете? — уже другим, умоляющим тоном продолжал отец Шейн. — Вы должны посмотреть правде в лицо. Вы лишь усугубляете свое состояние.

— Но.

— Вы хотите, чтобы я зашел в камеру и помолился за вас?

Узник смотрел на священника. Потом и лицо, и тело вдруг разом как-то осели, у него опустились плечи. Узник молча повернулся и поплелся к койке. Потом он тяжело повалился на койку, уперся спиной в стену. Его пальцы вцепились в воротник рубашки.

— Надежды нет, — сказал он. — Никакой надежды. Никто не хочет выслушать меня. Никто.

Когда за ним пришли, он лежал на койке, уставившись остекленевшим взглядом в стену. Священник сидел на табурете и молился.

Когда его выводили в коридор, узник не произнес ни слова. Только однажды он поднял голову и посмотрел вокруг так, словно весь мир состоял из странной, непостижимой жестокости.

Потом узник опустил голову и послушно зашагал между двумя надзирателями. Священник шел за ним следом, сложив руки и опустив голову. Губы отца Шейна двигались в беззвучной молитве.

Позже, когда Мак и Чарли играли в карты, вдруг погас свет. Надзиратели молча сидели и ждали. В камерах беспокойно двигались другие узники, обреченные на смерть.

Затем свет опять загорелся.

— Тебе сдавать, — сказал Чарли.

Здесь тихо и во мне тоже.

Бабушка заперла меня в моей комнате и не хочет выпускать. Потому что это случилось говорит она. Наверно я вела себя плохо. Это все из-за платья. То есть из-за маминого платья. Бабушка говорит твоя мама на небесах. Непонятно. Как она может быть на небесах если она умерла?

Я слышу бабушку. Она в маминой комнате. Прячет мамино платье в сундук. Зачем она всегда его прячет? И закрывает сундук. Лучше бы не закрывала. Платье очень красивое и так вкусно пахнет. А еще оно теплое. Я люблю прижимать его к щеке. Наверно поэтому бабушка на меня и сердится.

Но точно не знаю. Весь день все было как обычно. Мэри Джейн пришла в гости. Она живет через дорогу от нас. Она каждый день приходит ко мне играть. Сегодня тоже приходила.

У меня восемь кукол и пожарная машина. Бабушка сказала поиграй со своими куклами. Не входи в мамину комнату сказала она. Она всегда так говорит. Наверно она просто хотела сказать не пачкай. Потому что она все время это говорит. Не входи в мамину комнату. И все.

Только в маминой комнате так хорошо. Когда идет дождь я вхожу туда. Или когда бабушка спит. Я вхожу очень тихо. Просто сажусь на кровать и трогаю покрывало. Как когда я была совсем маленькой. В комнате так вкусно пахнет.

Я представляю как будто мама нарядилась и впустила меня. Я нюхаю ее белое шелковое платье. Ее выходное вечернее платье. Она сама так его назвала только не помню когда.

Я слышу как она ходит если хорошенько прислушаюсь. Я представляю как она сидит за туалетным столиком. Как трогает свои духи или что-нибудь еще. Я вижу ее темные глаза. Я все помню.

Так здорово когда идет дождь и я сижу и смотрю в окно. Как будто это не дождь а огромный великан на улице. Он говорит шу-шу-шу чтобы все сидели тихо. Я люблю так представлять в маминой комнате.

А еще больше я люблю сидеть за маминым туалетным столиком. Он такой розовый и большой и тоже вкусно пахнет. На нем лежит подушечка. А на ней бутылочки и флакончики с разноцветными духами. И можно почти всю себя увидеть в зеркале.

Я сижу там и представляю как будто я мама. Я говорю тихо мама я выхожу наружу и ты меня не остановишь. Не знаю почему но я слышу это в себе. Но не плачь мама они меня не поймают потому что у меня волшебное платье.

Иногда я притворяюсь как будто расчесываю волосы. Но только моей расческой из моей комнаты. Мамину расческу я не трогаю. Наверно бабушка не рассердится на меня потому что я не трогаю мамину расческу. И не буду трогать.

Иногда я открываю сундук. Потому что знаю куда бабушка прячет ключ. Я видела один раз а бабушка не знает что я видела. Она вешает ключ на крючок в мамином шкафу. То есть за дверью.

Я много раз открывала сундук. Потому что люблю смотреть на мамино платье. Больше всего люблю. Оно такое красивое и мягкое как будто шелковое. Я могу трогать его хоть миллион лет.