Марьяна Романова - Остров Смертушкин

– Мы – все одно! – потрясенно прошептала она. – Мы все – одно!

Профессорша Архипова дышала тяжело, точно выброшенный на берег карась. Вязание выпало из ее рук, в глазах потемнело, она прижала к сердцу пухлую белую ладонь. «Наверное, у меня сердечный приступ». Это было страшно. Ей стало так горько, что, казалось, эта проснувшаяся боль души может раздавить ее своим объемом. Поглотить, сожрать, как чудовище из страшной сказки.

Архипова с юности считала себя холодным человеком. Ей казалось, что эмоциональная сдержанность тождественна мудрости. Еще в детстве ее считали рассудительной не по годам. Родители знали, что волшебный ключик к ее хорошему настроению – логика. Этот ребенок немедленно перестанет расстраиваться и плакать, если по шагам объяснить ему, почему случилась та или иная конкретная неприятность и как можно всё исправить.

Архипова никогда не влюблялась. И снисходительно относилась к тем, кто ради поверхностных страстей был готов искорежить собственную жизнь. Ее вообще не очень сильно интересовали человеческие отношения. Мать говорила ей, двадцатилетней: «Возраст подошел, тебе пора замуж!» Архиповой становилось так душно от этих слов, что она до крови расчесывала себе шею. Брак для нее был тождествен смерти. Ее ничего не интересовало, кроме науки. Всего однажды она провела ночь с мужчиной. Нет, никакой страсти – просто эксперимент. Решила эмпирическим путем докопаться до правды – почему все так много внимания уделяют межгендерным связям. С помощью специально составленной таблицы выбрала самого лучшего самца из своего окружения. Красив. Приятно пахнет. Молод. Бабник. Все женщины, которые провели с ним ночь, потом долго мучились от любовного томления и пытались его завоевать. Спокоен. Независим. Умен.

Архипова не умела ни флиртовать, ни плести интриги, поэтому однажды просто подошла к избраннику в кафетерии научного центра и внятно изложила ему свое предложение. Он так удивился, что чуть не опрокинул поднос с едой. Согласился скорее из любопытства. Архипова не была ни хорошенькой, ни обаятельной – мужчины ее игнорировали, видели в ней только «боевого товарища», даже когда она была молода.

Объект научного эксперимента купил вина и фруктов, пригласил ее прогуляться по парку. Архипова отказалась – ей было жаль тратить время на светские разговоры с почти незнакомым человеком.

– А мы можем сразу поехать к тебе? – спросила она.

Всё произошло быстро, гигиенично и предсказуемо, как на приеме у врача. Архипова проконтролировала, чтобы партнер протер руки антибактериальной салфеткой перед тем, как прикоснуться к ее телу.

Ей не понравилось. Ему – тоже.

– Ты какая-то… как будто в панцире. Я испробовал всё, но не могу до тебя достучаться.

– Ничего страшного. Давай просто останемся друзьями.

Спустя месяц выяснилось, что Архипова беременна. Она не сразу заметила. Аборт решила не делать. Честно поставила в известность мужчину. Тот смертельно перепугался – за прошедший с их совместной ночи месяц он успел влюбиться в юную ассистентку кафедры и сделать ей предложение. Приготовления к свадьбе шли полным ходом. У избранницы был влиятельный отец. Будущий зять предвкушал сытую семейную жизнь, а тут вдруг такое!

Но Архипова его успокоила – она ни на что не претендует, она изначально сама предложила ему отношения без обязательств. Просто посчитала честным об этом сообщить. В графе «отец» она поставит прочерк.

Вот такая единственная любовная связь.

Если бы профессоршу Архипову кто-нибудь спросил, что такое любовь, она бы ответила: «Ответственность, разумное сожительство, компромиссы».

Даже к собственной дочери она никогда не питала нежных чувств. Гордость за успехи – да. Умиление, желание притянуть к себе и вдохнуть молочный аромат детской макушки – нет.

– Ты как робот, – однажды сказала ей мать. – Мне иногда страшно рядом с тобою. Ты хотя бы что-нибудь любишь? Не людей… Я не знаю – ну, там… шоколад?

– Шоколад вреден для зубов и провоцирует рост клеток, в том числе и злокачественных, – ответила Архипова.

А теперь, в этой душной аудитории НИИ, спрятанного от посторонних глаз среди глухих лесов Сибири, все ее чувства, не пережитые за пройденные годы, девятибалльной волной обрушились на бедную Архипову. Ей хотелось рыдать, смеяться, кататься по полу. Обида, любовь, нежность, горечь потери, сладость предвкушения – всё это захватило ее подобно торнадо и понесло неведомо куда.

В голове Федора Змеева пульсировало: «Эврика! Вот оно!»

Это было чудо пробуждения. Десятки лет он потратил на то, чтобы вычислить формулу алхимического эликсира, создающего иллюзию присутствия Бога. Он изучал одаренных людей. Музыканты, художники, актеры, писатели, математики – все они приходили в его лабораторию и получали щедрый гонорар за то, что позволяли ему наблюдать за процессом их мышления. Каждый из них лежал в томографе, а Змеев, сидя за монитором, командовал: а теперь надо представить, что ты играешь такой-то концерт Рахманинова; а теперь попробуй быстро сочинить шуточный свадебный марш; а теперь реши такое-то уравнение двумя способами…

Он провел сотни экспериментов. Иногда результаты были впечатляющими, иногда ему казалось, что истина где-то за ближайшим поворотом.

Но как же просто всё оказалось! Высшая защита истины от того, чтобы быть опошленной дураками, – это ее простота. Она лежит на поверхности. Миллионы искателей по всему миру тратят годы и состояния на то, чтобы гоняться за Святым Граалем. А на самом деле его никто и не прячет.

Всё дело в состоянии. Когда на тебя обрушивается любовь, ни от чего не зависящая и ни на кого не направленная, когда ты сам становишься одновременно излучателем и объектом такой любви, тебе открываются все тайны мира. Причем на уровне понимания, а не познания. Как будто тумблер внутри переключают.

Профессор Ян Ефимович Кот давно перестал петь свою странную мантру. Теперь он молча стоял на подиуме-возвышении и смотрел на людей, которые всю жизнь посвятили изучению чуда, но впервые безоговорочно уверовали в его существование.

Остров был похож на старый готический замок. Может быть, такое впечатление создавалось из-за сумерек, которые в экваториальных широтах уплотнялись на глазах, обращаясь в непроглядную ночь. Черный остров. Черные пики гор, черный густой лес на склонах, почему-то черный пляж.

Яна так и не поняла, что произошло. Роман, по его собственным словам, был опытным капитаном, к тому же досконально изучившим карту местности. Он относился к той породе педантов, которые считают залогом успеха планирование. Перед тем как выйти в океан, он тщательно просматривал карты и с точностью до сантиметра выверял траекторию пути. В нем не было ни толики той внутренней свободы Божественного Дурака, которая нарушает правила и берет города с непосредственной жестокостью юного полководца, чье сознание не знает преград. Таким людям не уготованы великие открытия, зато за их спинами ощущается крепкий тыл. Яне никогда не приходилось бывать в открытом океане, но ни разу за эти недели – даже когда предгрозовой ночной океан качал их яхту, как сломанная карусель, – она не почувствовала волнения и страха. Рядом с ней находился мужчина, на которого можно было положиться.