Фрэнсис Хардинг - Песня кукушки

— Одну ночь, — просто сказала она, и Не-Трисс понадобилась секунда, чтобы понять смысл слов. — Мне действительно не стоило бы этого делать… но вы можете сегодня остаться у меня. Я сейчас вас отвезу. Но завтра утром первым делом вы мне расскажете, что происходит. Ясно?

Не-Трисс кивнула, едва осмеливаясь поверить, что получила передышку.

— Где ваши пальто? У вас даже пальто нет? Подождите здесь, я принесу вам одеяла, иначе вы замерзнете в коляске.

Не-Трисс обратила внимание, что становилось все холоднее. Многие женщины в зале недовольно надували губы и потирали голые плечи в поисках накидок.

После того как Вайолет ушла за одеялами и своим плащом, Не-Трисс украдкой глянула на Пен.

— Значит, Вайолет — твоя подруга? Ты… ты уверена, что мы можем ей доверять? Ты уверена, что она не притворяется и не отвезет нас домой?

Пен уверенно кивнула:

— Ты ее не знаешь. Если бы она собиралась отвезти нас домой, она бы так и сказала. Причем громко.

Публика не хотела, чтобы Вайолет уходила, но никто не удивился. Ей вернули пластинку, и она засунула ее под плащ.

— Не уходи, Вайолет! — Пьяный молодой человек попытался заманить ее на танцпол. Он растягивал гласные, и ее имя прозвучало как «Вааалеет». — Останься же! Почему ты никогда нигде не остаешься?

— Потому что я избегаю тебя, Бен, — спокойно заявила Вайолет, отталкивая его в сторону. — Это личное.

В ответ прозвучал взрыв смеха.

— Бен, сдавайся! — прокричал кто-то. — Не стоит связываться со Снежной королевой!

Вайолет издала короткий смешок, и на секунду на ее лице отразилась странная смесь гордости и боли. Она вывела Не-Трисс и Пен из танцевального зала во мрак, где дождь хлестал по коже ледяными прутьями.

Среди припаркованных автомобилей мотоцикл Вайолет выглядел чумазым лисом среди коров.

— Коляска предназначена только для одного человека, — пробурчала она, — но вам обеим придется уместиться в ней.

Коляска имела форму пузатого каноэ с большим колесом с одной стороны, к носу она суживалась, и туда можно было вытянуть ноги. В середине было сиденье. Оказалось, что обе девочки могут поместиться, если Пен сядет на колени Не-Трисс.

Вайолет надела очки-консервы, поправила шлем и оседлала мотоцикл. С заметным усилием, навалившись всем телом, она надавила ногой на кик-стартер, заставив двигатель на удивление громко рычать. От запаха масла Не-Трисс затошнило. Когда мотоцикл рванулся вперед и вырулил на дорогу, Не-Трисс рефлекторно схватилась за бока коляски, стиснув зубы от страха.

Дорога мелькала очень близко. С одной стороны рычал двигатель, настолько громко, что у Не-Трисс заболело правое ухо. С другой стороны она видела брызговик на огромном колесе, так сильно вибрировавший от ухабов, что она боялась близко подносить к нему руку. Ледяной дождь теперь хлестал по ним горизонтальными струями прямо в лицо, ветер тоже не щадил. Хуже всего было то, что Пен не могла спокойно сидеть на месте, она ерзала, вертелась, изгибалась, наклонялась и рассматривала окрестности, все время задевая или толкая Не-Трисс.

Не-Трисс впала в оцепенение. Она наблюдала, как время от времени мимо проносятся автомобили, как их фары, заливаемые дождем, вырезают круги света из темноты. Недавние события уходили на второй план. Только это реально, этот долгий миг, когда тебя трясет, словно ты туфля в коробке, и даже это не совсем реально.

Наконец мотоцикл остановился перед старым домом на узкой неосвещенной улице, и Вайолет выключила двигатель.

— Постарайтесь не шуметь, — прошептала она, соскальзывая с мотоцикла и вынимая девочек из коляски. — Моя домовладелица — старая ведьма, и мне не положено водить гостей.

Не-Трисс и Пен последовали за Вайолет вверх по ступенькам, ждали, пока она медленно поворачивала ключ в замке с сосредоточенностью взломщика сейфов, чтобы впустить их в темный холл. Обе девочки шли за ней по пятам, она поднялась по лестнице, открыла еще одну дверь и вошла в мрачную комнату.

Пока Вайолет опускала монетки в газосчетчик и включала лампы, Не-Трисс рассматривала лимонного цвета обои, испещренные влажными пятнами, потертую старую мебель и занавески, заканчивавшиеся за два дюйма до подоконника. Селеста Кресчент говорила, что Вайолет ведет светскую жизнь, но единственными ценными предметами в этой комнате выглядели маленькое радио, граммофон и несколько пластинок.

Все ящики в комнате были выдвинуты, как будто вовсю шел обыск, но Вайолет не казалась удивленной. Наполовину открытая дверь в дальней стене демонстрировала неубранную постель. С каминной полки свисали чулки, прижатые за носки разными украшениями. Не-Трисс подумала: интересно, это искусственный шелк — новый материал для чулок, который Селеста Кресчент презрительно именовала шелком продавщиц?

Когда Вайолет опустилась на колени перед маленьким, выложенным плиткой камином и начала подбрасывать уголь, Не-Трисс зачарованно уставилась на нее пустым взглядом. При появлении первых языков пламени она не смогла сдержаться, отступила на шаг и испуганно выдохнула. Ей показалось, что ее кожу снова щиплет ужасное тепло, как когда ее заталкивали в камин. Вайолет бросила на Не-Трисс удивленный взгляд через плечо, заметив ее немую дрожь, и слегка нахмурилась. Снова повернулась к камину, но подвинулась так, чтобы закрыть Не-Трисс от огня. Когда Вайолет вернула на место защитный экран, Не-Трисс почувствовала, как ее пульс замедляется.

Тем временем Пен отработанными движениями устраивала перед камином лежанку из одеял и подушек.

— Вайолет! — громко прошептала Пен, когда их хозяйка поневоле отодвинулась, оттирая сажу с рук. — Нам надо поесть. Мы ничего не ели уже много часов!

— В следующий раз тебе стоит подождать обеда, прежде чем сбегать, — пробурчала Вайолет без капли сочувствия.

— Но я умираю с голоду! — воскликнула Пен. — Я ничего не ела целый день!

— Не стоит попрекать меня, словно это моя вина, — проворчала Вайолет, направляясь к деревянной коробке у стены. — Я не твоя мать.

— И хорошо, — без колебаний ответила Пен. — Я бы не хотела, чтобы ты была моей матерью. От тебя я бы тоже убежала.

Не-Трисс с разинутым ртом слушала эту перепалку, напрягаясь в предчувствии неизбежного взрыва. Но он не произошел.

— Консервированный сыр и бананы, — произнесла Вайолет, возвращаясь к камину и садясь на корточки. — Все, что есть.

Пен пожала плечами.

— Я люблю консервированный сыр.

Не-Трисс наблюдала, как Вайолет воткнула открывашку в консервную банку и начала прорезать отверстие. На ее длинном лице все еще блестели капли дождя, нос посинел от холода, ремешки шлема свисали ниже ушей. Впервые Не-Трисс начала понимать, почему Пен приходит сюда, сбегая из дома. В семье Кресчент все время приходилось проявлять осторожность, потому что, если ты говорил или делал что-то неправильное, это никогда не сходило тебе с рук, навечно повисая в воздухе, — невидимая черная метка, о которой все знали. Пен нашла место, где можно было говорить грубости и где другой человек тоже мог быть с тобой груб, а потом вы могли сидеть и спокойно есть бананы, не тая зла друг на друга.